– Авт.) поделать, что другого выхода нам не было, со спекуляцией почти ничего нельзя было заработать, а денег не было откуда взять…» Смущает не столько русский язык природного поляка (в конце концов, писал он его вроде бы своему русскому родственнику), сколько почти безупречное соблюдение нового советского (!) правописания: никаких вам тут «ятей», «еров» и прочих «фит», о чем и свидетельствует фотокопия послания. Но эмигрант, получивший образование, хотя бы и начальное, еще в Российской империи, так писать в 1926 году явно не мог: это же надо было специально переучиваться, отвыкая от инстинктивного «старорежимного» письма! Кстати, «брат-майор» так никогда и нигде больше не всплыл, да и не оказалось никаких документальных сведений о наличии такого майора в польской армии или разведке. Хотя, конечно, странно: люди идут на страшное, смертельное дело – и берут с собой документы (паспорта), оставляют подробные письма… Так или иначе, но ни польский след, ни британский веского документального или материального обоснования не получили, да это и было бы удивительно: если к этому и были причастны разведки, то уж они-то за собой точно все подчистили. 25 октября 1927 года следствие было закрыто по причине смерти обвиняемых. Как ни удивительно, советская сторона по этому поводу возражений не высказала и на продолжении поисков возможных сообщников больше не настаивала. Более того, завершение дела в Москве восприняли с плохо скрытым удовлетворением.

Возможно, это было связано со спецификой того груза, который везли дипкурьеры? Не случайно латвийская пресса тогда написала, что дипкурьеры сложным маршрутом, через Ригу и Таллин, везли в Берлин груз бриллиантов аж на четыре миллиона рублей золотом. Но, как полагает латвийский историк Эрик Екабсонс, скорее всего в их багаже была большая партия фальшивых британских фунтов стерлингов, предназначенная, скорее всего, для финансирования очень серьезного дела – подготовки всеобщей стачки в Великобритании. Стачка, кстати, и вспыхнула – в мае 1926 года, и едва не сотрясла туманный Альбион! Как позже выяснят британские службы, советское финансирование этого «проекта» действительно имело место. И вовсе не случайно Максим Литвинов, тогдашний заместитель наркома иностранных дел СССР, выдал на похоронах Нетте такую нетривиальную фразу: «Ограбление почты дало бы нашим врагам возможность изготовленные ими поддельные документы выдать за настоящие, найденные в дипломатической почте!»

А фальшивые фунты (а также и доллары) в СССР тогда тоже печатали: свидетельства этого обнаружил и оставил в своих собранных материалах журналист, ветеран советского 130-го Латышского корпуса Гунар Курпниекс. Собирая в 1950–1960-е годы материалы о чекисте Эдуарде Берзиньше, он случайно наткнулся и на сведения о производстве этих фальшивок. Более того, ему удалось поговорить и с некоей Верой Звиргздиня, с 1925 года работавшей кассиром в советском полпредстве (посольстве) в Таллине. Она и поведала Курпниексу, что Нетте и Махмасталь должны были доставить туда деньги, а затем поехать в Берлин: «Сама процедура была секретной до мелочей. Полученные от курьеров деньги я по своим каналам отсылала дальше. Иногда это было легально, но чаще – с посредничеством агентов». По словам бывшей спецкассирши, когда им из Риги по телефону сообщили о происшедшем в поезде, в полпредстве «начался ужасный переполох. Никто же не знал, что Махмасталь будет держаться настолько безупречно. Можете представить, что случилось бы, если бы полиция нашла в мешках фальшивые деньги! …Позор, связанный с фальшивыми деньгами, обрушил бы нас как карточный домик». С этим можно согласиться: дипкурьеры спасли если и не государство, то его престиж, и без того тогда хилый. Утрать они контроль над багажом, скандал бы вышел грандиозный, на всю планету, с последствиями катастрофическими и непредсказуемыми: фальшивые деньги в дипломатической почте – это не та вещь, которую можно запросто замять. Может, конечно, дипкурьеры, привыкнув к рутине таких поездок, тогда и «расслабились», но дело свое они сделали, так что наградили их заслуженно. Правда, после выздоровления Махмасталя перевели с «оперативной» работы на административную, затем на хозяйственную, а в 1937 году и вовсе арестовали. К счастью, не расстреляли. Официально считается, что он умер в эвакуации в Челябинской области. На деле – фактически в ссылке, в полной безвестности, пытаясь спастись от голода тем, что в глухом селе своим фотоаппаратом делал снимки людей в обмен на продукты питания… Даже точная дата его смерти – и та неведома: февраль 1942 года, и все. Его могилу кое-как отыскали (или сделали вид, что нашли) лишь тогда, когда вдруг вспомнили о 50-летии нападения на дипкурьеров. В 1977 году могилу поставили на госохрану, а в 1989 году соорудили в селе мемориал, установив бюст Махмасталя…