Она зажмурилась и глубоко вздохнула, готовясь к тому, что сейчас он отвернется, увидев, что она слишком проста. Несовершенна. Пенелопа не сомневалась, что он отвернется, и когда его губы прикоснулись к ней, она едва не разрыдалась.

И тут он завладел ее губами в долгом поцелуе, и все смущение испарилось, сменившись вожделением. И только когда она вцепилась в лацканы его сюртука, он прекратил эту губительную ласку.

Один грешный палец лениво очертил круг вокруг ее груди, словно они располагали всем временем в мире, и Пенелопа следила за этим его движением, едва заметным в оранжевом свечении гаснущего огня. Там, в упругом бугорке, зарождалось наслаждение… и в других, уж совсем постыдных местах тоже.

– Тебе нравится? – произнес он негромко и мрачно. Пенелопа закусила губу и кивнула. – Так скажи это.

– Да… да, это восхитительно. – Она понимала, что это прозвучало слишком просто и неискушенно, но не могла избавиться от восторга в голосе.

Его пальцы не останавливались.

– Оно и должно быть восхитительным. Если не так, скажи мне, и я все исправлю. – Он поцеловал ее в шею, чуть прихватил зубами нежную кожу и приподнял голову. – А это тоже восхитительно?

– Да.

Он вознаградил ее новыми поцелуями, по шее все вниз, вниз, слегка пососал нежную кожу плеча, лизнул грудь, обвел языком вокруг твердого, торчащего вверх бугорка, нарочно избегая прикасаться к тому месту, где она хотела ощутить его сильнее всего.

– Я намерен развратить тебя, – пообещал он ее груди и скользнул рукой по животу, ощутив, как затрепетали напрягшиеся мышцы. – Я намерен обратить тебя от света к тьме, от добра к худу. Я намерен погубить тебя. – Пенелопе было уже все равно. Она принадлежала ему. Он завладел ею одним своим прикосновением. – Знаешь ли ты, как будешь себя при этом чувствовать?

На этот раз она с трудом выдохнула слово:

– Восхитительно.

Он посмотрел ей в глаза и, не отрывая взгляда, втянул сосок в теплый рот, потрогал его зубами и языком и начал посасывать его. Это было так дивно, что Пенелопа простонала его имя и запустила пальцы ему в волосы.

– Майкл… – шепнула она, испугавшись, что он нарушит чары наслаждения, и закрыла глаза.

Он поднял голову, и она мгновенно возненавидела его за то, что он остановился.

– Посмотри на меня. – Это прозвучало приказом.

Их взгляды снова встретились, и тогда его рука скользнула под платье, пальцы слегка задели завитки… Пенелопа, негромко вскрикнув от ужаса, крепко сжала бедра. Он не может… только не там…

Но он уже снова перенес внимание на грудь, целуя, посасывая, и все запреты исчезли, и бедра ее раздвинулись, позволив его пальцам скользнуть между ними и прижаться, не шевелясь, – порочное, восхитительное искушение. Пенелопа снова застыла, но на этот раз не отказала ему.

– Обещаю, что тебе это понравится. Доверься мне.

Его пальцы двинулись дальше, шире раздвигая бедра, подбираясь к самой сути, и Пенелопа выдавила дрожащий смешок:

– Сказал лев ягненку.

Он прикоснулся языком к нежной коже под одной грудью, затем под другой, жаждущей такого же внимания, а Пенелопа извивалась под ним, выдохнув его имя. Его пальцы вели себя по-настоящему порочно, раздвигали потайные складки и гладили нежно, неторопливо, подбираясь к теплому влажному входу.

Он поднял голову, поймал ее взгляд и медленно ввел длинный палец в самое ее сокровенное. Пенелопу пронзило внезапным неожиданным удовольствием. Он поцеловал ее между грудями и повторил движение пальца, прошептав:

– Ты уже влажная для меня. Восхитительно влажная.

Было невозможно противиться стыду.