– Я не насилую женщин. Во всяком случае, если они не попросят меня об этом сами.

Услышав это, Пенелопа призадумалась. Ее сердце заныло. Ему на нее наплевать. Он ее не хочет. И ставит ее настолько низко, что даже и притвориться не желает. Изобразить интерес. Попытаться ее соблазнить.

Использует ее ради Фальконвелла.

А Томми разве нет?

Конечно, да. Томми заглянул ей в глаза, но увидел не их голубизну, а всего лишь синеву суррейского неба над Фальконвеллом. Конечно, он еще увидел в ней своего друга, но сделал свое предложение не поэтому.

По крайней мере Майкл повел себя честно.

– Это лучшее предложение, какое ты можешь получить, Пенелопа, – негромко произнес он, и она услышала в его голосе настойчивость. И поверь, это не самое ужасное, что я в своей жизни сделал.

Этим словам следовало бы прозвучать надменно. Или хотя бы бесстрастно. Но они прозвучали просто честно. И еще в них промелькнуло что-то такое… Пенелопа даже не была уверена, что расслышала это. Точнее, она просто не позволила себе это уловить.

Но перила все-таки отпустила, и Борн поставил ее на ступеньки.

Она в самом деле обдумывает это. Как сумасшедшая.

В самом деле представляет себе, каково это – выйти замуж за нового, странного Майкла. Да только не может она себе этого представлять. Не может даже начать думать о том, каково оно – выйти замуж за мужчину, который, не задумываясь, хватает топор и рубит на кусочки кухонный стол. И утаскивает вопящих женщин в заброшенный дом.

Одно тут несомненно – это никак нельзя назвать нормальным браком для светской женщины.

Пенелопа посмотрела ему прямо в глаза (благодаря тому, что он поставил ее на несколько ступенек выше себя).

– Если я за тебя выйду, моя репутация будет погублена.

– Главная тайна общества в том, что эта «гибель» не так ужасна, как ее пытаются представить. Ты получишь свободу, которая прилагается к погубленной репутации, а это не так уж мало.

Пенелопа помотала головой:

– Дело же не только во мне. Репутация моих сестер тоже пострадает. Если мы с тобой поженимся, им уже никогда не найти удачную партию. Общество будет думать, что их… так же просто втянуть в скандал… как и меня.

– Твои сестры – не моя забота.

– Зато моя!

Он вскинул бровь.

– Ты уверена, что в твоем положении можешь выдвигать требования?

Она уверена не была. Никоим образом. Но все равно расправила плечи, не желая отступать.

– Ты забыл, что ни один викарий в Британии не сочетает нас браком, если у алтаря я скажу «нет»!

– И ты думаешь, будто в этом случае я не сообщу всему Лондону, что обесчестил тебя сегодня вечером?

– Да!

– Ты ошибаешься. История, которую я состряпаю, заставит покраснеть даже самых бывалых проституток.

Пока покраснела только Пенелопа, но все равно решила не сдаваться. Она сделала глубокий вдох и выложила свою козырную карту:

– В этом я как раз не сомневаюсь, но, обесчестив меня, ты лишишься последнего шанса на обретение Фальконвелла.

Он застыл. Ожидая его ответа, Пенелопа затаила дыхание.

– Назови свою цену.

Она выиграла!

Ей хотелось во все горло закричать о своем успехе, о том, что она победила этого непреклонного, непоколебимого мужчину – нет, настоящего скота. Но она удержалась благодаря остаткам инстинкта самосохранения.

– Эта ночь не должна повлиять на репутацию моих сестер.

Он кивнул:

– Даю слово.

Пенелопа плотнее сжала разорванные края платья.

– Слово печально известного негодяя?

Он поднялся на ступеньку выше и оказался совсем рядом, возвышаясь над ней в темноте. Усилием воли она сумела не отшатнуться, слушая его голос, полный опасности и обещания.