Я не шучу! Подобные письма сохранились и даже давным-давно опубликованы в академических изданиях…

Потом Чаадаева понесло, и он принялся с превеликим пылом хоронить Россию. Именно так. Напечатал статью, где было, в частности, такое: «Прошлое ее (России. – А. Б.) бесполезно, настоящее – тщетно, а будущего никакого нет». По Чаадаеву, «историческое ничтожество» «незаконнорожденной» России сомнению не подлежало, и не имела она никакого права на «нравственное бытие».

Это уж было чересчур. Пушкин, в юности смотревший на Чаадаева снизу вверх и часами слушавший его философствование, сейчас, в свои зрелые годы, резко выступил против подобных закидонов и буквально отхлестал «мыслителя» в своем знаменитом письме:

«Положа руку на сердце, не находите ли Вы и в нынешней России нечто, что поразит будущего историка? Неужели Вы думаете, что он поместит нас вне Европы? Я всем сердцем привязан к Государю, но все-таки я далеко не всем, что творится вокруг, восхищаюсь. Как писателю, мне бывает горько. Как человек, у которого есть свои предрассудки, я бываю задет – но, клянусь честью, ни за что на свете не хотел бы я переменить родину, отказаться от истории наших предков, от такой, какую нам Бог послал…»

Николай I (должно быть, решив не создавать без особой нужды «мучеников»), поступил проще и гуманнее – объявил Чаадаева сумасшедшим и отдал под надзор полицейских врачей. Осилив пухлый том чаадаевского словоблудия, я с императором согласен целиком и полностью…

И еще одно любопытное свидетельство из времен уже Крымской войны, касающееся историка Пекарского (еще не ставшего в те годы академиком).

«Когда в Петербурге сделалось известно, что нас разбили под Черной (неудачное для русских войск сражение на Черной речке в Крыму. – А. Б.), я встретил Пекарского. Тогда он еще не был академиком. Пекарский шел, опустив голову, выглядывая исподлобья и с подавленным и плохо скрытым довольством. Вообще он имел вид заговорщика, уверенного в успехе, но в глазах его светилась худо скрытая радость. Заметив меня, Пекарский зашагал крупнее, пожал мне руку и шепнул таинственно в самое ухо: “Нас разбили!”»

Вот откуда ноги растут и корешки тянутся! Гораздо позже, уже в XX веке, духовные последователи Пекарского будут посылать поздравительные телеграммы японскому императору по случаю его очередной победы над русскими…

Существовали еще два относительно безобидных течения: западники и славянофилы. Суть ясна из названия: первые полагали, что России следует старательно перенимать опыт Запада, только им и руководствуясь, а вторые упирали на самобытность Святой Руси и ее особый, отличающийся от всех прочих путь. В общем, и тех, и других можно смело считать тихими городскими сумасшедшими, и не более того. Когда-то меж ними кипели яростные битвы с привлечением лучших умов, перьев и средств массовой информации, кипели дискуссии, которыми увлекалась «вся Россия». Но в том-то и глубинная суть, что ни те, ни другие в общем не оказали никакого мало-мальски заметного влияния на жизнь страны, на ее политику, экономику, культуру. А следовательно, все их интеллектуальные упражнения пропали впустую, весь пар ушел в свисток, и представляют они теперь чисто энтомологический интерес…

Да, комический штришок к портрету. Славянофилы, одержимые исконностью и посконностью, в свое время решили перейти от слов к делу и заняться наглядной агитацией. Боже упаси, никаких листовок, митингов и бомб! Они просто-напросто, потратив немаленькие денежки, пошили себе старинные одежды (века шестнадцатого, а то и ранее) и, облачившись в них, принялись важно разгуливать по улицам Москвы и Петербурга – отчего-то полагая, что простой народ тут же умилится, восхитится и воздаст им хвалу за духовную близость к корням и истокам…