Интересно, кто ж спорит… Но разве для того человек сидит резидентом в Париже, чтобы посылать в Центр такие истории? Ну вот нравились они Орлову, что поделать…

Последствия такой деятельности оказались самыми печальными. Толстой, увлекшись сбором для начальства пикантных светских сплетен, совершает один промах за другим. Он шлет в Петербург подробнейшие донесения о многочисленных романах президента Луи-Наполеона – и ухитряется проглядеть подготовку к перевороту, которую означенный Луи ведет. Когда он все-таки этот переворот устраивает и провозглашает себя императором Наполеоном III, для русского резидента это станет громом с ясного неба…

Но и это еще не самое печальное. Уже летом 1853 года, когда война буквально на пороге, Толстой громоздит ошибку на ошибке. Шлет в Петербург «достоверные сведения», не имеющие ничего общего с реальностью. Пишет, что недовольство императором «распространяется по Франции с изумительной быстротой и охватывает все классы общества» – а оттого, мол, за границей уже действует некий могущественный «революционный комитет», который давным-давно подготовил восстание, и оно грянет по всей стране сразу после того, как Наполеон III объявит войну России…

Это совершеннейший вздор. Нет никакой подготовки восстания – а «революционный комитет» состоит из нескольких литераторов-эмигрантов с Виктором Гюго во главе, которые всего-навсего ругательски ругают Наполеона за бутылкой вина в кабачке…

Но в Петербурге Толстому верят – как же, резидент с тридцатилетним стажем, знает в Париже все и каждого, везде вхож! Самое печальное, что это чистая правда: у Толстого в Париже знакомства самые обширнейшие. Вплоть до того, что информацию ему поставляет личный секретарь Наполеона III. И тем не менее в своих донесениях бывший декабрист раз за разом попадает пальцем в небо. Пишет, что Франция накануне банкротства и всерьез воевать не сможет – а французские финансы стоят прочно. Докладывает, что иностранные банкиры отказывают Парижу в займах – а в действительности дело обстоит как раз наоборот. Но именно на «достойных доверия» рапортах Толстого в значительной степени строят политику и Николай, и его министры…

Эти донесения настолько последовательно расходятся с истиной, что у меня порой возникают нешуточные подозрения: что, если Толстого французы перевербовали? И начали гнать дезинформацию? Очень уж зловещую роль сыграли его донесения в принятии Петербургом серьезных решений. Как на заказ… Истину мы никогда уже не узнаем, конечно.

Как видим, у поражения России в Крымской войне немало причин, и они далеко не так примитивно-плакатны, как об этом порой можно прочесть. Но я повторяю снова и снова, что для основной идеи этой книги чертовски важно: поражения и промахи Николая I были, если можно так выразиться, «нормальными». Они не имели ничего общего с просчетами его преемников, проигравших по совершенно другим причинам – из-за того, что оказались в плену дурацких мифов и самых что ни на есть вредных иллюзий.

Об этом – дальнейшее повествование. Но напоследок – еще немного о Николае. Лично я категорически не верю в расхожую легенду о том, что он не умер своей смертью, а, потрясенный крымским крахом, принял яд. Есть веские причины думать именно так. Государь Николай Павлович был человеком по-настоящему верующим, а для христианина самоубийство – смертный, непростительный грех.

Точно так же напоминают скорее легенду якобы предсмертные слова, обращенные к сыну: «Прощай, Сашка. Сдаю тебе Россию в дурном порядке». Кто их пустил в обращение, толком неизвестно – но серьезных свидетельств нет.