Петр Аркадьевич сначала отнесся к Распутину вполне позитивно и даже просил того помолиться за свою дочь, раненную при взрыве на Аптекарском острове. Однако, когда стало очевидным влияние Распутина на царскую чету, Столыпин, по словам самого Григория Ефимовича, из «лучшего друга» превратился в злейшего врага. Товарищ министра внутренних дел генерал П.Г. Курлов вспоминал, как однажды Столыпин принял «старца» в своем кабинете. После его ухода министр задумчиво сказал Курлову: «А нам все-таки придется с ним повозиться».
Генерал-лейтенант Александр Васильевич Герасимов вспоминал: «Это имя я впервые услыхал в конце 1908 года от дворцового коменданта генерала Дедюлина. Во время одной из наших встреч он задал мне вопрос, слышал ли я что-либо о некоем Григории Распутине? Это имя было мне совершенно незнакомо, и я поинтересовался узнать, почему им озабочен Дедюлин. Тогда Дедюлин рассказал мне, что человек, носящий это имя, за несколько дней перед тем был представлен государыне Александре Федоровне. Встреча их состоялась на квартире фрейлины Вырубовой, доверенного друга царицы. Распутин выдает себя за «старца», интересующегося религиозными вопросами, но по своим годам далеко еще не может быть отнесен к числу стариков. Дедюлину он показался подозрительным. Никаких сведений об его прошлом он узнать не мог и допускал, что в лице Распутина он имеет дело с революционером, быть может, даже скрытым террористом, который таким путем пытается подойти поближе к царскому дворцу. Так как у Вырубовой бывал и царь, который мог там встретиться с Распутиным, то Дедюлин просил меня с особой тщательностью навести о последнем все справки.
Я занялся этим делом. С одной стороны, я поручил своим агентам поставить наблюдение за Распутиным; с другой стороны, я навел справки в Сибири на его родине относительно его прошлого. С обеих сторон я получил самые неблагоприятные о нем сведения. Из Сибири прибыл доклад, из которого было видно, что Распутин за безнравственный образ жизни, за вовлечение в разврат девушек и женщин, за кражи и за всякие другие преступления не раз отбывал разные наказания и в конце концов вынужден был бежать из родной деревни. Мои агенты, следившие за Распутиным, подтвердили эти сведения о плохой его нравственности; по их сообщениям, Распутин в Петербурге вел развратный образ жизни. Они не раз регистрировали, что он брал уличных женщин с Невского и проводил с ними ночи в подозрительных притонах. Опросили и некоторых из этих женщин. Они дали о своем «госте» весьма нелестные отзывы, рисуя его грязным и грубым развратником. Было ясно, что это человек, которого нельзя и на пушечный выстрел подпускать к царскому дворцу.
Когда я доложил Столыпину полученные мною сведения, к глубочайшему изумлению узнал, что председатель совета министров не имеет никакого представления даже о существовании Распутина (по всей вероятности, в данном случае Петр Аркадьевич лукавил. Он просто не хотел признаваться своему подчиненному, что уже познакомился с Распутиным и тот произвел на него благоприятное впечатление. – А.В.). Чрезвычайно взволнованный, он сказал мне в эту нашу первую беседу о Распутине, что пребывание такого рода темных субъектов при дворе может привести к самым тяжелым последствиям. «Жизнь царской семьи, – говорил он, – должна быть чиста, как хрусталь. Если в народном сознании на царскую семью падет тяжелая тень, то весь моральный авторитет самодержца погибнет – и тогда может произойти самое плохое». Столыпин заявил, что он немедленно переговорит с царем и положит решительный конец этой истории (премьер, очевидно, сразу же оценил, насколько связь с Распутиным может дискредитировать царскую семью. –