Оленька, прошу прощения, я буквально на пару слов. Думаю, читателю будет интересно знать, откуда растут уши у столь нарочито театрального появления на съезде Савинкова. Без ложной скромности скажу: всё это я придумал. Нет, Савинков тоже хорош гусь! Не будь он столь расположен к фанфаронству – не купился бы на эту театральщину. И будь чуть лучше информирован – тоже не купился бы. Но первое (фанфаронство) он всосал ещё, верно, с молоком матери, а от второго (информации) его заботливо уберёг я. Хотя, нет. Кое-какой информацией я его всё же снабдил. Например, той, что на последнем заседании его вывели из состава ЦК.

– Александрович постарался, – пояснил я хмуро внимающему моим словам Савинкову. – Таких страстей понагнал, что шансов отстоять тебя у нас с Черновым не было, хотя мы и старались, – в отношении себя я приврал, – и голосовали против, – а вот это – чистая правда: желающих потоптаться на Савинкове и без меня хватило.

– А что Спиридонова? – поинтересовался Борис.

Это был щекотливый вопрос. Пришлось многослойно фильтровать базар.

– В этом скользком деле Маша долго пыталась сохранять нейтралитет, – это я соврал, – но, видя, какой перевес у твоих противников, решила до времени не подставляться и проголосовала «за».

– А ты чего в таком случае подставился? – буркнул Савинков.

Я лишь пожал плечами.

– Ладно, – голос Бориса потеплел, – кого вместо меня-то избрали?

Я выразительно посмотрел ему в глаза.

– Тебя?! – изумился Борис. – После того, как ты меня поддержал? Ну, ты, Жехорский, жук!

«Врёте, Борис Викторович, не жук я, но оса, занёсшая над вашей политической карьерой смертоносное жало!»

Мысли Савинков читать не умел, потому ничуть не обеспокоился, а попытался дать мне поручение:

– Устрой-ка мне встречу со Стрелкиным!

Как бы не так!

– Никак теперь невозможно!

– Это ещё почему? – удивился Борис.

– По приказу Александровича Стрелкин находится под домашним арестом.

– Неужто по причине его близости ко мне? – помрачнел лицом Савинков.

– Официально – нет. Ночью отлучился с ночного дежурства в город. Повод для ареста – не подкопаешься.

– Вот кобель! – ругнулся Савинков. – Нашёл время. Но ты его освободишь?

– Как только наступит время «Ч» – непременно, – заверил я Бориса.

Под временем «Ч» подразумевалось выступление отрядов Красной Гвардии под Савинковскими, разумеется, знамёнами: захват ключевых городских объектов, включая Петропавловскую крепость и «Аврору», арест Ленина и других большевистских лидеров, силовое давление на съезд. Сигнал к выступлению должен был подать сам Савинков.

Теперь вы знаете, с каким настроением прибыл Борис Викторович в Мариинский театр. Оленька, вертаю слово взад.

Очень смешно. Ни дать ни взять Павел Воля, если от его прозвища отнять слово «гламурный». Всё, всё, возвращаюсь на галёрку Мариинского театра в тот самый момент, когда съезд уже вовсю топтался на товарище Савинкове. Да, ребята подготовились основательно: разогрели зал. И тот теперь торопится припомнить одному из бывших – думаю, что нисколько не спешу с выводами, – эсеровских кумиров все его прегрешения. Вот и Азефа помянули! А слова в защиту звучат как-то неубедительно, да и мало их, защитников, гораздо меньше, чем тех, кто совсем недавно стоя аплодировал Савинкову. Очевидно, что настроение в зале меняется не в пользу Бориса Викторовича. До него самого это тоже уже дошло. Ишь, как вертится в кресле. Буравит взглядом кого-то на сцене. Чернова, кого же ещё! Тому, видно, щеку-то обожгло, оторвал он взгляд от сукна и ответил старому соратнику таким тоскливым взглядом, что тот аж отшатнулся, заиграл скулами и стал что-то нашёптывать Мишке. Тот кивнул и подал знак Спиридоновой, которая сегодня председательствовала на съезде. Так наклонила голову в знак понимания.