Рано или поздно.

Кого я пыталась обмануть? На самом деле, я всегда знала, что этот момент настанет. Почему-то. Интуиция подсказывала, что я непременно расплачусь за все, что совершила в прошлом, но, если честно, мне всегда казалось, что моим палачом будет кто-то другой.

Не он.

Когда-то Ваня не был способен даже назвать меня плохим словом, а после полученной пощечины, что до сих пор горит на щеке, приходится признать, что прошлого уже давно нет.

И опять же: это моя вина.

Чего теперь-то жалеть себя? Поздно. И сокрушаться поздно. Сделанного не воротишь, можно только подготовиться…

Как он меня накажет? Это будут удары? Он меня изобьет? Сначала. Потому что конец для меня ясен был еще в коридоре: он непременно убьет меня. Но что будет «до»? Какую месть ты для меня приготовил?

Надеюсь, это будет не что-то мерзкое…

- Никогда не смей называть меня по имени, - чеканит, щурясь, - Ты услышала меня?! Никогда.

Я киваю.

Что мне остается? Спорить не посмею. Во-первых, из-за стыда, а во-вторых, мне банально страшно, да и я правда забыла, а как это? Спорить?

Не уверена, что такой ответ его устраивает, хотя он и ухмыляется. Мне кажется, что в глазах возникает больше вопрос, нежели принятие, но, скорее всего, это просто игра воображения.

Взгляд порочно проходится по моему телу, отчего я невольно сжимаю коленки сильнее, но пошевелиться? Не могу. Продолжаю лежать в раскорячку, держусь за полыхающее огнем запястье и смотрю на него с ожиданием и ужасом.

Да. Я принимаю свою участь, правда, но это не значит, что не страшусь ее.

Сердечко бедное в груди трепыхается, как выброшенная на холодную льдину рыбка.

Господи…как же мне страшно. Я не хочу умирать. Мне так страшно, но…

Не посмею двинуться.

Я это заслужила.

- Раздевайся.

Звучит холодно, сотрясая вокруг воздух, а я не сразу догоняю, что это значит.

Что он сказал? Я не...что?

- Ты меня не услышала? - снова ухмыляется криво, - Меня же посадили за то, что я с тобой спал?! Так давай. Не тушуйся, лисичка.

Последние слова звучат рыком, но даже без него боль от сказанного колоссальна. Я не могу с ней справиться, она растекается уродливым, маслянистым пятном от сердца к кончикам пальцев, сковывает тело. А потом толкает его вперед.

Точнее, это делает совесть. И простая истина: я это заслужила.

Поэтому я шевелюсь. Сначала еле заметно, но потом полноценней. Насколько это возможно, конечно. Сажусь перед ним на край кровати и тянусь трясущимися руками к заклепке на шее. Посмотреть на него? Ни за что. Это выше моих сил, но платье все-таки скользит и остается на бедрах.

Холодно. Я ежусь, стараюсь не зарыдать, пока чувствую, как он на меня смотрит, жду. Что будет дальше?

Пожалуйста…я не хочу умирать.

- Поднимайся на ноги.

Выполняю и этот приказ. Когда я оказываюсь перед ним, сжавшись и кое как закрыв грудь руками, вся трясусь. Слезы градом скатываются с глаз, но я не пытаюсь сбежать.

Просто стою.

Просто жду.

- Убрала руки.

А вот это уже сложнее. Мне требуется пара мгновений, чтобы собраться с духом и прижать их к туловищу по бокам, но даже не это пугает больше всего.

Нагота — вот что меня страшит. Не тела притом, а души. Она ведь перед ним нараспашку…

Ваня усмехается. Я чувствую, как он разглядывает меня, как дорогую игрушку, и знаю, что делает это специально. Мы были вместе целый год, и он многое обо мне знает, чтобы понимать, как ударить и сделать максимально больно.

Такое потребительское отношение в списке, если что. Я всегда ненавидела, когда на меня так смотрят. Как на аксессуар. Как на дорогую, хрустальную статуэтку на полке, и я так боролась, чтобы ей не стать.