– Не подходи ко мне! – выставляю руку вперед и упираюсь ладонью в грудь мужа.

– Что случилось, Мариш? – удивленно вскидывает брови Миша.

– Что случилось, Мариш?! – передразниваю его.

– Ты пьяна?!

– Ты пьяна?! – продолжаю дразнить.

– Да, точно пьяна. Я тебе сейчас вызову такси и отправлю домой. Сам пока побуду здесь. Вдруг твоему отцу потребуется помощь, – с серьезным до смешного видом говорит муж и суетливо лезет в карман за телефоном.

– Миш, прекрати! Может быть, помощь понадобится Виктории? – мой голос срывается, и я чуть ли не кричу.

– Ты опять начинаешь? Детка, мы с тобой уже обговорили это.

– Обговорили что?! Твои похождения с моей сестрой? – вздергиваю брови.

– Боже, какая же ты… отвратная, Марин. Да у тебя все мысли ниже пояса. Только и видишь, как бы под меня бабу подложить! Ты хоть не позорься. Пожалей своего отца.

Произносит, а точнее, шипит Миша, наступая на меня, придавливая к двери поближе.

Спотыкаюсь. Отступаю.

– Я все слышала, Миша. Не надо делать из меня дурочку. Слышала ваши с Викой разговоры в подсобке, – муж открывает рот, а я поднимаю ладонь в запрещающем жесте. – Только не надо лапшу мне вешать. Я уже сыта. Скоро изжога начнется.

– Слышала? О чем ты, Мариш? Я сестру твою в глаза не видел. С мужиками я был. И с отцом твоим. Если мне не веришь, у него спроси. А Вику я не видел!

Я на миг тушуюсь. С меня сходит вся спесь.

Миша так уверенно говорит, что заставляет меня сомневаться. Может, я действительно ошиблась? Может, я так была зациклена на том, что ждала подвоха от Миши, что меня и правда переклинило?

Ведь мужа за руку мне не удалось поймать.

В тесном закутке перед выходом сумрачно. Мягкий желтый свет от ламп отчасти попадает на отдельные участки стен и на гардеробную. Но мой мимолетный взгляд внезапно цепляется за еле заметный след от чего-то ярко-красного у Миши на воротничке.

Тяну пальцы к его шее. Муж в недоумении шарахается от меня. Здесь все понятно. Здесь он не может оттолкнуть. Не может нагрубить. Здесь есть свидетели, которые тут же донесут отцу.

Я вцепилась в ткань мертвой хваткой, дернула на себя. Ближе. Еще ближе. Чтобы получше рассмотреть.

– Марин. Прекрати! Перед людьми стыдно. Ведешь себя как ненормальная.

– Это что, Миша? – обрываю мужа и поднимаю воротник к его лицу.

Муж косит взгляд, и вдруг его губы поджимаются в узкую полоску.

Он раздраженно выдергивает ткань из моих пальцев:

– Испачкался. Это что запрещено?

Меня всю трясет изнутри.

– Ну, ты и гад, Миша, наглый гад. Как тебе не стыдно? – моя бравада обрывается на полуслове, из глаз текут слезы. Обидные. Злые.

– Истеричка, – кривит недовольно губы Миша. – Иди домой. Выпей пустырник. Я приеду, как только освобожусь.

Он хватает меня за локоть, открывает дверь и выталкивает на улицу.

– Что ты делаешь? – всхлипывая, пытаясь оттолкнуть его, но Миша сильнее, ему не составляет труда убрать мои руки и захлопнуть дверь перед лицом.

– Сволочь! – выкрикиваю обвинение. –Я уезжаю домой, но не из-за тебя, а из-за отца! Не хочу, чтобы он видел, как я страдаю.

Последние слова я говорю, скорее, для себя. Вряд ли меня слышно за тяжелой деревянной дверью.

Сжимаю ворот на шее, и, прежде чем уйти, дергаю за ручку. Зачем я хочу попасть внутрь?! Пока не решила, но, видимо, туда не следует возвращаться, хотя моя ревность вопит, царапается острыми когтями о сердце, не желает оставлять все на полпути.

Но рассудок еще пока может трезво оценивать ситуацию.

Я не буду унижаться. Я не хочу выглядеть в глазах посторонних жалкой, раздавленной. Не при всех. Лучше домой.