- Убивать Нарина, - тихо произнесла Селена, вспышкой врываясь в воспоминания. Обернувшись на девушку, ободряюще улыбнулся и кивнул. Все не так страшно.
- Убивать оджи. Определять его адекватность, чувствовать пределы и границы разума. В то время, пока Нарина учили спасать народ, оберегать от внешней угрозы, защищать от воздействия чужого разума, меня обучали тому, как защитить его. И как его уничтожить.
- Объясни. Я не очень поняла со слов Нарина.
- Представь себе… впрочем, ты и так знаешь, так что просто вспомни. Когда Нарин работал в Ядре, управляя Парадоксом во время последнего боя, он мог подчинить себе любого валора на корабле. А теперь подумай, что такую власть получит оджи, утративший контроль над собственным разумом. Это не просто угроза для населения, это может практически уничтожить нас.
- А ты?
-Контролирующий механизм. Я слежу за тем, чтобы Нарин не переусердствовал. Был здоров и физически и психически.
- А теперь про мою ситуацию. Про наш разговор. Я так поняла, что это тоже угроза. А не просто трепетное отношение ко мне.
- Ты знаешь, как я отношусь к тебе. К Нарину. К вашему ребенку. Вы – моя семья. Самое ценное и дорогое. Но помимо этого есть условия. Да. Наш разговор, - я прикрыл глаза, думая, как лучше ей сказать. Все же, эти разговоры не самые приятные для беременной женщины. –Я не хотел об этом говорить, так что останови, если станет неприятно. Ты – дарьё Нарина. Его душа. Смысл и свет его жизни. И ты носишь его дитя. Боюсь, что если произойдет хоть что-то с одним из вас, наш оджи может потерять ясность ума.
- Так, как тогда, когда я лежала в коме в госпитале?
- Нет, - я даже рукой махнул, настолько ничтожно было сравнение, - там не было и тени безумия. Жажда мести, ненависть, страх. Много всякого, но полная ясность мысли. Здесь же может произойти другое. Его просто поломает. И потом я его убью. Помимо прочего.
- Ты, правда, можешь?
- Двумя прикосновениями, - слова произносились спокойно, без дрожи, как констатация факта. – Но я буду избегать этого всеми возможными путями. Именно поэтому ты будешь здорова. И родишь ему сына. И будешь жить долго и счастливо.
- Сумудин, как тебе с этим жить? – тихо, сипло, с каким-то ужасом и болью.
- Не расстраивайся. Я принял эти правила давно. Сложно было в первое время. Когда нас выпустили и отправили на первое задание, в колонии, никак не мог успокоиться. Четыре месяца каждое утро и вечер представлял, что убиваю своего брата. Икоту свою тогда же заработал. Ждал безумия в его глазах каждый миг. Только позже до меня дошло, что его-то учили контролю. Не знаю, что испытал он, когда понял, чему учили меня. Нам потребовалось немало времени, чтобы снова научиться доверять друг другу. Это, наверное, оказалось самым сложным моментом. Когда мы работали в горячих точках, каждый использовал свое новое мастерство и знания. Мы практиковались и при этом поглядывали друг на друга с опаской, выискивая подозрительные нестыковки или то, что могло вызывать сомнения. Нарин наказал младшего офицера? Почему? Это было верное решение? Обоснованное? Взвешенное? Трезво ли он мыслит? Сейчас понимаю, что я кружил вокруг него как дикий зверь, буквально внюхиваясь в каждое решение, запоминая, сопоставляя. После Ойтеры мы должны были все время находиться рядом, даже комната была одна на двоих.
- Нарин говорил, что это было сложнее всего, но не стал объяснять.
- Спать было страшно, - от воспоминаний, чувства неуверенности и страха, по телу прошла дрожь,- лежа в постели каждую минуту вслушивался в дыхание на соседней кровати и ждал, когда безумие накроет Нарина с головой. Думал, что оджи такой силы – слишком большая опасность, чтобы даже на мгновение позволить себе потерять контроль над ситуацией. Слишком ответственно чтобы просто спать. Знаю, что он тоже не спал. Это с того времени он разговаривает так, как сейчас. Плавно и негромко. Своего рода демонстрация самоконтроля.