– Зачем? – продолжаю не понимать.

– Я хочу, чтобы ты оставила в покое моего сына, – звучат слова и меня словно током бьёт. – Не пара ты ему.

– Но мы любим друг друга...

– Чушь, деточка. Любви нет. По-хорошему тебя прошу, оставь Сашку. Иначе... иначе я буду действовать по-плохому.

– Я не понимаю, – качаю головой, а на глаза просятся слезы. – Зачем вы так?

Мужчина хмурится, рассматривает меня внимательно.

– Ты не подходишь моему сыну, – заявляет он резко и серьёзно. – Я планировал для сына другую жизнь. И другую жену.

Слышать такое и дико и больно. Мне сейчас хочется, чтобы все это было сном. Пусть и кошмаром. Когда проснусь – забуду.

Но это не сон. Это суровая действительность.

– А он сам этого хочет? – тихо спрашиваю.

– Он пока мало что понимает. Наивен и глуп.

– А мне кажется, что Саша очень умный, – пытаюсь парировать я, но слова мне даются с трудом. – И давно не наивный...

– Кажется ей, – фыркает мужчина. – Напомни, где ты училась?

– В технологическом колледже...

– А вам там, случайно, актёрское мастерство не преподавали?

Я опускаю глаза и снова тереблю подол:

– Чем я вам так не нравлюсь?

– Почему же сразу не нравишься? Ты красивая, сексуальная... понимаю сына, понимаю, что могло его в тебе зацепить, – он откидывается на спинку стула, и хоть Михаил Александрович сейчас и сидит, а я стою, смотрит на меня свысока, надменно. – Девушки бывают очень хитры и изобретательны, знают как пользоваться тем, чем наградила их природа. Но внешность – это лишь обёртка от конфетки. Если начинка не вкусная, ты это поймёшь, когда надкусишь. Мой сын пока ещё обёрткой любуются, может даже вовсю трогает. Но развернёт позже и, я уверен, разочаруется, – монотонно говорит он. – Потому что нет у вас общего. Потому что вы из разных социальных слоев. И в какую обёртку дешёвый шоколадный батончик из сои не одевай, золотым трюфелем она не станет.

Я все это слушаю, и у меня уже не только глаза становятся мокрыми, но и щеки, по которым дорожками бегут горячие и обидные слезы.

Вот как он так может?

За что?

– Вот только не надо слез. Я им не сочувствую, не верю, – язвительно произносит отец моего любимого. – Бери деньги, Софья. Я вижу, они тебе нужны. А мне нужно, чтобы ты отстала от Сашки.

Я вытираю ладонями щеки и категорично отвечаю:

– Нет.

Видимо этот мужчина не привык слышать это слово, потому что сейчас он неподлельно удивляется.

– Мало? – интересуется Михаил Александрович.

– Я не возьму деньги. Сколько бы вы не предложили.

Мужчина снова усмехается, но теперь зло:

– Рассчитываешь, выйдя замуж за моего сына, поиметь побольше? – рявкает он. – Знаю я таких, как ты. Которые стремятся из грязи в князи. Которые изображают из себя милых и кротких. Которые мечтают вырваться из нищеты в лучшую жизнь. И которые на все пойдут ради бабла.

– Вы меня совсем не знаете... – теряюсь я от такой грубости.

– Знаю, – бросает он. – Бери деньги, Софья. Пока я прошу по-хорошему.

– Нет, – шепчу я, давя в себе очередной поток слез.

Михаил Александрович оглядывается, нервно смахивает со стола кусок ткани, которую я не успела убрать.

– Даю тебе пару дней на размышления. И сумму, что я принёс, удвою. Купишь себе и маме по квартирке. Даже на ремонт останется, – он рывком поднимается с места, убирает деньги обратно в сумку. – Повторяю деточка, если ты откажешься, то я не буду таким щедрым и добрым, начну действовать по-плохому. Прими правильное решение, – он направляется к двери и уже взявшись за ручку, оборачивается со словами: – И не вздумай сказать Сашке, что я приходил. Я буду отрицать, и свидетели того, что я был в другом месте, найдутся.