Отпаренное платье висит на ручке шкафа. И я им самозабвенно любуюсь. Голубое, спереди подол до колен, сзади по середину щиколотки. Вырез на груди есть, но не глубокий, скорее кокетливый. Идеальные в меру широкие бретельки... У меня получилось главное – наряд выглядит дорого, хотя и сшит не из самой качественной ткани. И с ней были проблемы, пару раз ткань собиралась разползтись, но я смогла с ней совладать. Увы, на натуральный шёлк для себя я пока не заработала. Хотя с ним работала. Это отдельное наслаждение...

Довольно улыбаюсь и открываю соседнюю дверцу шкафа, с нижней полки достаю коробку. В ней мои выходные серые, открытые туфли. Как я потом жалела, что столько денег на них потратила, оставшийся месяц самостоятельная я, заявившая маме, что теперь обеспечиваю себя сама, я питалась картошкой, да макаронами... но туфли стоили того, и вот уже два года они служат мне верой и правдой, а главное выглядят как новенькие.

К туфлях у меня есть сумка. В цвет. Правда объёмная, а к платью хорошо бы что-то изящное и миниатюрное... ну, ничего. Зато в такой сумме у меня всегда все с собой.

Звонит телефон, я подрываюсь на сигнал и долго ищу мобильник на столе, под кучей выкроек и обрезков ткани. Нахожу, с улыбкой смотрю на экран, на котором высвечивается имя любимого.

– Привет, любимая, – слышу Сашин нежный голос. – Я выехал, буду у твоего дома через полчаса. Ты готова?

– Пока нет, – отвечаю я, – ни морально, ни физически.

– Фифа, – только Сашка называет меня так, и сперва мне это жутко не нравилось, но потом я привыкла и даже полюбила, ведь Саша произносил такую версию моего имени с определённой нежностью, – я тебе уже говорили – мои родители не монстры. Я уверен, ты им понравишься.

– Хотелось бы, Саш, – вздыхаю я. – Ладно, побежала одеваться.

– Скоро буду и... зацелую тебя, – последние слова Саша произносит полушепотом и сбрасывает звонок.

А я с минуту кружу по комнате, танцуя под музыку, которая звучит только в моей голове. Затем снимаю с себя домашний халат, в душ я уже сходила, вот буквально перед звонком, и начинаю одеваться.

Платье на мне, и теперь я им любуюсь, стоя перед большим зеркалом. Надеваю туфли, распускаю волосы, я помыла их вчера, перед сном, и сделала из них высокий пучок, с которым и проспала всю ночь. И теперь мои волосы лежат на плечах практически идеальными и естественным локонами. Косметики наношу минимум, лишь тушь и блеск для губ. Когда я была помладше и мама отказывалась мне покупать косметику, она аргументировала это тем, что природа итак наградила меня яркой внешностью, и краситься для меня, все равно что все это портить... тогда я недовольно на маму обижалась, а сейчас понимаю, что есть правда в её словах. Вот и Саша так считает.

Беру сумку, телефон, ключи и выхожу из комнаты. Сосед, Михеич, в этот момент опять начинает гарлопанить на кухне, пьяно затягивая и вытягивая высокие ноты. Так-то поёт он не плохо, у него вообще академическое образование... но, как говорит Клара Карлова, его карьеру загубила водка. И Михеичу только и осталось что развлекать соседей. И, к слову, не все довольны такими концертами.

Подумав о соседке, решаю к ней зайти. Я обещала показать ей готовое платье, которое я, собственно, сшила из её ткани. Клара Карловна у нас реальная барахольщица, чего только в её комнате нет.

Стучу, слышу разрешающий ответ соседки и нажимаю на ручку.

– Пришла похвастаться, – с улыбкой произношу и закрываю за собой дверь.

Клара Карловна сидит в кресле-качалке, на теле синий пеньюар, на плечах серебристая шаль, на коротких волосах медного цвета как всегда пышная причёска в стиле 50-х, в левой женской руке длинный и тонкий мундштук, на конце которого дымится тоже тонкая сигарета. Как всегда вишневая.