Ага, размечталась! Слинять, да ещё без палева, с этой про́клятой кухни!

Я совершенно не учла, что слух стал таким же слабым, человеческим, как был до трансформации в летучую мышь. Так что песец подкрался незаметно в самом прямом смысле этого слова.

Стою я, значит, вся такая красивая – в чешках, халате и тюрбане из полотенца. Флегматично жую пересоленную котлету, созерцаю ночной пейзаж за окном – а то всё как-то недосуг было на окрестности поглядеть. И тут рядом с моим отражением на стекле появляется ещё одно, вокруг талии обвивается чья-то наглая лапа, а в ухо томно мурлыкают:

– И чья же это крошка бродит по нашему этажу? И кто же это правила нарушает?

Как не подавилась, не знаю, зато голос опознала сразу, но чтобы убедиться, подняла свободную руку, завела её назад и пощупала. Так и есть – длинное ухо детектед. Та-а-ак, только без паники!

– Ларрэйн? – прозвучало вполне нейтрально, лишь с самой чуточкой раздражения.

– Мы знакомы? – желторубашечник умело крутанул меня и, обхватив уже обеими лапищами, принялся изучать намытую до блеска физиономию.

Рубашки или туники, кстати, на нём не было – не только жёлтой, а вообще никакой. Только оранжевые пижамные штаны, тапки и голый торс. Ничего такой – рельефный, но несколько недокормленный. Интересно, а алые шаровары у ушастика тоже есть?

– А ты не помнишь? – обиженным тоном протянула я и усиленно захлопала ресницами, отчаянно жалея об отсутствии тройного слоя какого-нибудь мэйбилина.

– А должен? – мигом насторожился парень, ослабив захват моей талии.

– Ну как же, – главное не заржать, – та вечеринка… три месяца назад. – За округлившимися глазами эльфа отчётливо просматривалось лихорадочное копание в памяти. – В общем, Ларн, через полгода ты станешь папой, – заявила я, скромно потупившись.

– Чего? – взвыл эльф, отшатнувшись и выпустив меня из рук.

– Вот видишь, уже на солёненькое тянет. – Я ловко пихнула в рот будущему папаше остаток котлеты. – Ананас принёс? А клубнику?

Ушастик пятился, выпучив глаза, отрицательно мотая головой и машинально пережёвывая подсунутый продукт, а я наступала, старательно сохраняя серьёзное выражение лица.

– Что, даже апельсина нету?

– Э-э-э… – промямлил парень растерянно.

Этой перепуганной мордашкой можно было любоваться до бесконечности, но тут зашипел вскипевший чайник, и веселье пришлось сворачивать.

– Да ладно, расслабься, – похлопала я ушастого по плечу, – не твой это ребёнок!

Парень выдохнул и взглянул более осмысленно, проглотил пережёванное и вдруг выдал глубокомысленно:

– Такую пакость только Риз готовит. – И озарённо-возмущённо воскликнул: – Так ты к нему пришла?! Он же лысый! – С этими словами Ларрэйн эффектным жестом поправил собственную шевелюру, как в рекламе какого-нибудь шампуня.

С трудом сдержав смешок, я пожала плечами и, заявив, что любовь зла, пошагала заваривать чай.

– И страшный, – следуя за мной по пятам, продолжал разоряться ушастик. – И учится плохо.

– Зато сильный!

– Кто-о-о? Этот недоросток?

Ой, так это Ларрэйн сейчас про того полутораметрового придурка, который превращается в огромного волка? Ну у меня и вкус!

– Он милый и заботливый, – огрызалась я на автопилоте, лихорадочно соображая, как бы избавиться от говорливого типа. Ведь не лезть же при нём в тайный ход. – И не эльф! – припечатала оппонента финальным аккордом.

– Ты что-то имеешь против эльфов? – предсказуемо взвился Ларн. – Да мы самый мудрый, самый древний, самый великий, самый…

– Длинноухий, – услужливо подсказала я недостающий эпитет. – Хлипкие вы какие-то, ненадёжные, – с деланым огорчением развила тему, заходя за спину обиженно сопящего парня.