Главное, на Дону царила настоящая анархия. Грабежи, кражи, разбои даже среди казаков, которые отличались воспитанием. Таковы были плоды новой власти, которая, придя к этой самой власти в октябре 1917 года, обещала совершенно другое отношение, особенно к крестьянскому населению.

Не успели Степан с Димкой выбраться на берег, как обнаружили Хлопушина, сидящего верхом на коне.

– А ты что тута забыл, Андрей Савельич? – спросил Степан.

– Афанасий Семенович за вами послал, – ответил Хлопушин. – Я сразу понял, что вы тута, на любимом берегу Ирины. Ведь ты у меня именно тута ее увел! – утвердительно заявил Андрей.

– Не увел, Андрей Савельич, а она сделала свой выбор! – ответил Степан, поднимая штаны и натягивая еще на мокрое тело. – Чего хотел? Гутарь, коли прискакал.

– Нельзя нам в Медведицкую, Степан Иванович. Там уже красные осели. Афанасий Семенович велел доложить, чтобы вы в Ново-Александровскую прибыли, да поскорее.

– Как же так! Только вчера был! Ах вы сукины красные! Кто такие? – спрашивал Степан.

– Мироновцы и сам Филипп Кузьмич! – сказал Хлопушин.

– Пошевеливайся, Димка! – кричал Степан, запрыгивая на коня. Димка бегал вокруг дерева и не мог найти сапог. – Ну, казак, догоняй!

Они мчались через степь в станицу, куда временно перебрались казаки. Медведицкая была занята красными, теми же казаками, которые перешли на сторону большевиков.

Погода менялась, и надвигалась черная туча, небо заволокло темной пленкой и прокапывался мелкий дождь.

– Ох и ливанет зараз! – кричал Димка, находившись по одну сторону с Хлопушиным, а Степан гнал впереди.

– А ты, Димка, дождя испужался? – засмеялся Хлопушин.

– Вроде здоровый казак, а глупой ты, Андрей. Чего ж его пужаться, – кричал Димка.

– А ты как оказался у дядьки? – дернув коня, немного затормозил Степан.

– Казаки решили меня гонцом отправить в станицу. Рано утром наткнулся на наших, там и был ваш дядька, он мне все рассказал да за вами послал, – сказал Хлопушин. – Не доверяешь, Степан Иванович? —

Доверяй, но проверяй, время зараз такое, – ответил Степан.

– И то правильно, Степан Иванович, ежели родной братушка предал, то от чужого чего хочешь ожидай, – опять подковырнул Хлопушин. Степан развернул коня, вытащил шашку и поднял ее над головой Андрея.

– Зарублю и не посмотрю, что мы с тобой в дружбе ходим.

Димка чуть с коня не свалился.

– Степан ты чего, ну, ляпнул дурак, – опасаясь, сказал Димка, а Хлопушин сидел с гордо поднятой головой и улыбался.

– Рубай, Степан Иванович! Только вся станица гутарит об этом, а давичи его видали у мироновцев с красной ленточкой на грудях, – кричал Хлопушин. Степан молча засунул шашку обратно и развернул коня.

– Чего аскалишься? Ты смотри мне, Андрей. Держи лучше язык за зубами.

Станица была окутана густым туманом, кругом казаки, вооруженные винтовками, народу было столько, что не протолкнуться. Складывалось впечатление, что станица превратилась в большое Войско. На въезде стоял молодой казак, который остановил троицу.

– К кому путь держите?

– Старшина Тюрин нас ждет! – ответил Степан.

– Прямо и направо, там штаб, – указал молоденький казак, которому было не более пятнадцати-шестнадцати лет.

Возле штаба, который разместился в местной гимназии, стояли вооруженные люди. Совсем рядом, казаки жгли костер, на котором варили еду. Чуть поодаль находилась конница. В соседнем здании струей вытянулась очередь за версту, по всей видимости, новобранцы.

– Куда это малолетки собрались? Неужто воевать! – сказал Степан, удивившись.

– Казаки, где прибывает старшина Тюрин? – спросил Степан у казаков.