Одно время к ней, что называется, пристал как банный лист Глеб Скороходов, журналист с предложением написать книгу. Раневская вначале ему ответила: «Как можно выставлять себя напоказ? Это нескромно». Они много говорили на эту тему, в конце концов Раневская сказала Скороходову, чтобы он записывал что-нибудь из того, что она будет рассказывать. Смотришь – получится что-то интересное. Глеб Скороходов стал приходить на встречи с Раневской с блокнотом и ручкой. В этих встречах есть один показательный момент.

Память у Раневской была исключительная, она помнила почти всю свою прошлую жизнь в мельчайших подробностях, особенно если это касалось людей, которых она любила. Иной раз Раневская, рассказывая о своем прошлом, увлекалась: она в таких случаях предупреждала Глеба, что этого записывать не нужно, но рассказать ей хотелось. Тем не менее он делал наброски в блокноте, говоря, что, мол, это же черновой вариант, в книгу это не попадет, может быть выброшено в любой момент. На что Раневская заметила: «Все, что запечатлено на бумаге, делается свидетельством, документом».

Думается, именно понимание всей силы бумажной записи сдерживало Раневскую от написания мемуаров. Она, при всей своей колкости и ехидстве в повседневной жизни, в разговорах, знала, что сказанные слова не идут ни в какое сравнение с записанными.

Книга Глебом Скороходовым, кстати, была написана. После долгого обсуждения с Раневской рукопись решено было отдать почитать двум разным людям. И если один (Феликс Кузнецов) отозвался о тексте с восторгом, то Ирина Вульф высказалась крайне отрицательно. Она сказала, что Раневская – мстительная, вредная, что она наврала, что она не уважает людей, ни о ком не сказала доброго слова… Раневская забрала рукопись и отказалась издавать ее книгой. Сколько Глеб Скороходов ни просил вернуть текст – Фаина Георгиевна была непреклонна.

Она не хотела оставлять после себя такие строчки, которые могли бы кого-то обидеть спустя долгие годы… «Воспоминания – невольная сплетня», – писала Раневская. И вообще, она была уверена: «Писать должны писатели, а актерам положено играть».

Фаина Раневская за свою жизнь сменила множество театров, она играла в самых разных городах России. Об этом человеке нельзя сказать, что она прожила «короткую, но такую яркую жизнь, которая пронеслась, словно падающая звезда по небосклону, озаряя нас…» – и прочее в этом духе. Да нет же, жизнь Фаины Раневской проходила, в общем-то, ровно, без особых встрясок и падений и была долгой – она прожила 87 лет. Не было скандальных историй городского и союзного уровня, разоблачений и мести. Она не увлекалась алкоголем, не запивала по месяцам, ее не выгоняли из-за непримиримости.

Личная жизнь Фаины Георгиевны прошла так же ровно и спокойно: у нее не было громких связей с сильными мира того (в отличие, скажем, от той же Орловой и многих других). Фаина Раневская не влюблялась страстно и не теряла голову, не совершала из-за любви попыток суицида, не выцарапывала глаза соперницам и не устраивала драк с тасканием их за волосы.

Раневская написала правду о своей жизни – скучная.

И тем уникальнее! Да, именно так: среди серой своей жизни она сама была ее украшением: ироничная, правдивая, умнейшая женщина, великая актриса.

Хотелось ли Раневской, чтобы ее жизнь была ярче? Испытывала ли она неудовлетворение от своей вот такой жизни? Да, так было. Об этом могут свидетельствовать десятки цитат из ее воспоминаний, сотни реплик, которые запомнили ее друзья. Например, такую:

– Фаина Георгиевна, как Ваши дела?