– Ясно, – кивнул я, – в целом разумно, но я бы запомнил. Владею мнемотехникой – изучил для себя. Удобно, чтобы пароли и коды запоминать. Так когда мы выдвигаемся? – спросил я, примеряясь, чтобы забраться в лодку.

– После заката, – ответила Катя, – так что сейчас имеет смысл поспать. Дорога будет долгой, а в лодке, еще и на ходу, сам понимаешь – спать никак нельзя, – она вздохнула, и добавила: – кстати, в рюкзаках есть неплохие спальники. И вообще, там подбор снаряжения на все случаи жизни: термокостюмы, болотоходы, и прочее.

– Компактно, однако, – заметил я, распаковывая ближайший рюкзак.

– Высокие технологии в помощь, – улыбнулась Катя. – Спальник сверху, вот этот серебристый рулон, – указала она, посветив мне фонариком.

– Ага, спасибо.

Мы легли возле контейнеров, расстелив спальники прямо на ржавом железе. Катя выключила фонарик. Признаюсь, в темноте мне сразу стало очень не по себе. Казалось, будто стены резервуара начинают неслышно сжиматься, и нас вот-вот затопит поднимающаяся вода.

– Кать… – сказал я, чтобы как-то развеять этот морок, – расскажи о своей организации. Как она называется?

Вообще-то, я оставлял этот разговор для более спокойной обстановки. Чтобы спокойно получить нужную информацию, вдумчиво проанализировать, и потом уже решать, как быть дальше. Но пока события развивались слишком быстро; решения приходилось принимать на ходу, а мне это не очень нравилось.

– Гриш, может, мы… – начала Катя, но я ее перебил.

– Мне не нравится, что я не знаю, на чьей я стороне, – вздохнул я, – и дело даже не в том эпизоде с деньгами, нет. Я должен понимать, для чего вот прямо сейчас я пытаюсь выжить. Может, оно того и не стоит. Понимаешь?

– Не очень, – произнесла Катя с сомнением в голосе, – ты выживаешь, потому что хочешь жить. Это инстинкт. И это правильно.

Я глубоко вздохнул.

– Ты не понимаешь, – сказал я, – конечно, я хочу жить. Но ведь теперь такие дела творятся… самолет этот… а что, если я сам того не ведая буду способствовать какому-то злу? Понимаю, наивно звучит. Но для меня это важно.

– Я уважаю твою позицию, – сказала Катя, – не ожидала, если честно. Но тем лучше, наверное. То, что ты говоришь – оно очень правильно. Правда, понимают это не все. А те, кто понимают – не всегда вовремя.

Она сделала паузу, поерзала в своем мешке.

– Постараюсь рассказать тебе столько, сколько дозволено, – сказала она, – но давай сначала начну про себя. Хорошо?

– Наверно, так даже лучше, – ответил я, – понять, почему ты с ними.

– С нами, Гриша, – сказала она, – ты можешь размышлять, рефлексировать, принимать решения. Но пока мы вместе, привыкай мыслить, что ты – с нами.

Она снова вздохнула; я почувствовал, что она потянулась куда-то в сторону рюкзаков. Послышалась возня, потом звук открывающейся пластиковой крышки.

– Воду будешь? – спросила она.

– Конечно! – ответил я, и потянулся на звук рукой; в этот момент я заметил, что тьма вокруг вовсе не абсолютная. Мягкий, рассеянный зеленоватый свет исходил от воды.

Попив воды, я почувствовал, что голоден. Но спрашивать про еду, и тем более есть в этом месте мне совершенно не хотелось.

– Ты хотела про себя там что-то хотела, – сказал я, возвращая бутыль с водой.

– Про меня… – рассеяно произнесла Катя, – черт, как же соврать-то хочется! – Я не мог разглядеть, но почувствовал ее улыбку, – в контору пришла, если честно, за деньгами и возможностями. Я спортсменка. Биатлон. Даже медали на олимпиаде выигрывала. Потом эта допинговая война, скандалы, подставы, и все прочее… в общем, мир большого спорта для меня закрылся. Федерация, к счастью, в беде не бросила – пристроила тренером в крутую школу, готовить достойную смену. А готовить детей сейчас начинают с трех лет. Представляешь? С трех! – она вздохнула, – вот, пришлось нарабатывать навыки педагога… но я не об этом сейчас. Когда на меня вышли, и сделали предложение – единственное, о чем я думала, это деньги и приключения. Возможность путешествовать. Крутые вещи, крутые возможности, вот это вот все. Понимаешь?