– У вас там что, собака в багажнике? А ну-ка откройте.

Спасение, думаю. Наконец-то!

– Командир, да я ее в ветеринарку возил, приболела что-то. – Во врет, сволочь. – Ну ее к бесам, еще выскочит, будем потом ловить.

– Приоткрой, я взгляну, – требует милиционер.

Вор приоткрыл, инспектор смотрит на меня через щелочку, я скулю, гавкаю, брыкаюсь, пытаюсь привстать, головой в крышку уперся. Присмотрись, товарищ милиционер, у меня поводок обрезан, присмотрись: шлейка есть, эмблема. Ну, посмотри внимательно! Это же ворюги! Воры! Эх, как бы я сейчас крикнул слово № 5 «помогите»!!! Но тут мой гроб снова захлопнулся.

– А зачем вы ее в багажник засунули? – спрашивает милиционер.

– Ну а куда ее? – смеется ворюга. – Нагадит еще, весь салон провоняется.

Скотина ты безмозглая, да я полсуток выдерживаю без выгула. Нас и этому в школе учат.

– А-а-а, – отвечает инспектор. – Ну, ладно, счастливого пути.

Вот она – собачья жизнь. Небось человека в багажнике увидел бы, поднял на ноги всю милицию. А тут, дескать, какая-то собака лежит. Эх, люди, люди. Одни в магазин не пустили, другие похитили, третьи проворонили. Четвертые, чего доброго, и пришибить могут. Нет, думаю, раз о деньгах заговорили, не прикончат. Это уже лучше. Куда же они меня везут?

Минут через двадцать остановились. Слышу, дверь какая-то скрипнула. Открывается багажник, и я вижу какой-то сарай. Эти сволочи подъехали так, что мне пришлось прямо в этот сарай и прыгать. Как только я оказался на земле, машина отъехала, а дверь тут же захлопнулась. Под потолком маленькое оконце. Лучик освещает противоположный угол. Вокруг какие-то бочки, ведра, банки из-под краски, тряпье всякое. В общем, вольерчик не из приятных. Таких, наверное, и в японской тюрьме не сыщешь. Похитители стоят под дверью и беседуют. Они и не догадываются, что я все понимаю.

– Куда ее теперь? – спрашивает один.

– Нужно объявление дать, – говорит второй. – В газету. «Продается лабрадор, кобель, дрессированный, недорого». Сразу клюнут.

– А откуда ты знаешь, что он дрессированный?

– Ты че, дурак, что ли? – рассмеялся бандит. – Это же поводырь. Они все команды понимают.

– Нужно, чтобы немного пожил здесь, на даче, пусть обвыкнется. Как ты его сейчас продавать будешь?

– Ну, пока объявление выйдет, прикормим.

Э-э, ребята, не знаете вы меня. Я своих подопечных до гробовой доски не забуду. Так что не питайте иллюзий. Ничего у вас не выйдет. Даже если продадите, я все равно убегу. А покупатель потом приедет и настучит вам по кумполу, как говорил Иван Савельевич. Будет вам потом баблос.

– Слушай, так у нас же ни документов на нее нет, ни родословной, – говорит один.

– Так потому и напишем, что недорого, – отвечает второй. – Скажем, что хозяин умер, так, мол, и так.

– Опасно! – говорит первый. – Ее нужно в другом городе продавать, вернее, даже в другой области.

– Да не гони, – отвечает второй. – Какая другая область, пока продадим, больше бензина прокатаем. Все будет пучком, не сомневайся…

Ушли мои супостаты.

Так, нужно обследовать эту вонючую конуру. Скоты, хоть бы воды оставили. Засунули в каземат, а о том, что мне вода нужна, не подумали. Да что вода, они даже шлейку не сняли. Сволочи! Миролюбивый я пес, доброжелательный, ласковый, но как же я ненавижу некоторых людей. Вы уж меня извините, пожалуйста. Хотя разве это люди? Уверен, вы и сами их людьми не назовете. Какие это люди? Шавки… обыкновенные бездушные шавки.

Итак, у нас появилась надежда. Вот как тут не вспомнишь моего доброго старика. Надежда, говорил Иван Савельевич, умирает всегда последней. А раз есть надежда, вперед, потомок викингов и басков! Дело в том, что пол в этом «супермаркете» (ну, вы, надеюсь, понимаете, почему я назвал свою тюрьму таким отвратительным словом?) земляной. Если вы не знаете, скажу: лабрадор за ночь может вырыть яму метровой глубины. И то, если ему делать нечего. Но мне сейчас не до безделья. Нужно любыми путями вырываться из этого плена. Я за себя не ручаюсь, если утром сюда пожалуют проходимцы, брошусь на них и буду сражаться, как леопард.