Дорога пошла под горку. Впереди, полыхая в лучах восходящего солнца, показались маковки храма…

Странное чувство охватило Таську с Олькой, когда они перешагнули высокий порог церкви. Робость и любопытство, ощущение чего-то манящего и в то же время запретного, чувство присутствия мистического, необъяснимого, невидимого глазу, сказочного и непонятного!

Олька вспомнила, как однажды наткнулась на маленькую иконку, спрятанную в недрах необъятного шкафа.

– Дочка, положи на место! – прикрикнула мать.

– Ты что, молиться будешь? – удивилась Олька.

– Сказано тебе, положи! – Мать ещё пуще рассердилась. А потом, словно извиняясь, добавила: – С Тасей дальше двора не ходите. Приду с партсобрания – ужинать станем.

И вот теперь Олька с Таськой видят вокруг такое количество икон, что голова идёт кругом!

Батюшка нараспев что-то говорит на непонятном языке, и кроме отдельных слов – «Господь», «во имя Отца и Сына» – девочки ничего не понимают. Батюшка размахивает железным горшочком, привязанным к длинной верёвке, и от каждого взмаха руки из этого волшебного горшочка вылетает облачко прозрачного дыма. Облачко пахнет смолой и тлеющими угольками. Олька с Таськой стоят смирно, смотрят во все глаза и ничего не понимают в таинстве Крещения…

Батюшка обмакивает пёрышко в масло и рисует на животах Ольки и Таськи крестики. Ольке невыносимо щекотно, она смеётся громко и так заразительно, что Таська подхватывает радость сестры, смеётся, трясёт выгоревшими на солнце кудряшками… Сёстры Уткины тут же одёргивают сестёр, батюшка смотрит строго и печально, а баба Вася, стоя у самой двери и понимая свою беспомощность, громко вздыхает, укоризненно качая головой…

– Вот вам подарки, голубы мои. – Баба Вася достаёт из сумки четыре пакета. – А это теперича ваши крёстные мамки: Маша да Наташа. Спасибо, девчата, что согласились.

Сёстры Уткины благодарно кивают головой, разворачивают свёртки. Олька с любопытством глядит через плечо: у каждой из девушек в пакете – духи «Красная Москва» и платочек с тесьмой по краю. Таська разворачивает свой подарок и млеет от восхищения: кроме новенького пенала с ручками там лежат коробка цветных карандашей, пачка вафель и три большие конфеты «Гулливер». Больше всего Таська обрадовалась пеналу – в этом году она идёт в первый класс!

– Спасибо, бабуля! – пропела Олька.

– С праздником! Слава Богу, крещёные… Теперь Господь хранит вас… Уговор-то помните? Мамке – ни гу-гу!

– Ла-адно, – отмахнулась Олька.

Таська дотронулась до крестика – он был надёжно спрятан под платьем и приятно холодил кожу…

Мамка вышла из машины нарядная: на голове – высокий шиньон, в руках – лакированная сумка, на ногах, под цвет сумки, белые лакированные босоножки на высоком каблуке.

Олька, как всегда, успела первая… Она подбежала к матери, обхватила руками, уткнулась лицом в юбку…

– Оля, Тася, я – за вами. Собирайтесь домой!

И в этот самый момент Таська поняла, что не сможет сохранить и спрятать в сердце ту радость, что рвётся из груди.

– Мамочка, сейчас я тебе что-то покажу!

Таська метнулась в комнату, достала из-под подушки свой заветный крестик и кинулась в дверь…

Баба Вася угрюмо и в то же время с чувством превосходства взглянула на сноху.

– Да, крещёные мы теперь. Так-то вот!

– Тише, мама! – вскинулась молодая женщина и испуганно оглянулась на водителя, ожидающего в машине. – Нас могут услышать. – Она вплотную подошла к свекрови и шепнула: – Спасибо, мама! Я никогда бы на это не решилась.

Молодая женщина наклонилась и легко коснулась губами морщинистой щеки свекрови. Баба Вася что-то быстро смахнула со своего лица… Таська разглядеть не успела: может быть, пылинку, а может быть, маленькую мушку, нечаянно попавшую в глаз.