Шелковые узы любви не рвутся от того, что женская половина вдруг разозлится на идиотизм мужской половины и в пламенных речах доведет свою оценку до его сведения. Как бы преданно ни любила девушка избранника своего сердца, рано или поздно наступает миг, когда ей нестерпимо захочется размахнуться и влепить ему затрещину. Если всех влюбленных, с которыми мне случалось в жизни встречаться, выстроить впритык друг за дружкой, я думаю, шеренга протянется на пол-Пиккадилли. Но я не могу припомнить никого из них, кто бы не прошел через то же, что выпало сегодня ночью на долю Боко.

И я уже чувствовал приближение следующего этапа, когда нежная возлюбленная просит прощения, плача на груди у любимого. Что и подтвердил вид Боко, несколько минут спустя снова возникшего вблизи меня. Даже при слабом ночном свете можно было разглядеть, что настроение у него сейчас – на миллион долларов. Он ступал как по облаку, и душа его расправилась, словно губка, смоченная водой.

– Берти.

– Ау.

– Ты еще здесь?

– Я на месте.

– Берти, все в порядке.

– Она тебя по-прежнему любит?

– Да.

– Ну и хорошо.

– Она плакала у меня на груди.

– Прекрасно.

– И просила прощения за то, что так разозлилась. Я сказал: «Ну-ну, будет тебе». И все опять стало замечательно.

– Отлично.

– Меня охватил такой восторг!

– Еще бы.

– Она взяла назад слова «несчастный тупица».

– Хорошо.

– Сказала, что я – дерево, на котором зреет плод ее жизни.

– Прекрасно.

– Она ошибалась, когда говорила, что не хочет меня больше ни видеть, ни слышать ни на этом свете, ни на том. Она хочет меня видеть. Как можно чаще.

– Отлично.

– Я прижал ее к сердцу и поцеловал как безумный.

– Естественно.

– Присутствовавший при этом Дживс был растроган до глубины души.

– А, и Дживс при этом присутствовал?

– Да. Они с Нобби обсуждали разные планы и приемы.

– Как размягчить сердце дяди Перси?

– Ну да. Ведь так или иначе, но этого надо добиться.

Я принял озабоченный вид – попусту, конечно, в темноте он пропал для Боко даром.

– Н-да, нелегкая задача…

– Да нет же, пустяк.

– …после того, как ты говорил ему «мой дорогой Уорплесдон», да еще обозвал ослом.

– Пустяк, Берти, совершеннейший пустяк. Дживс внес замечательное предложение.

– Ах вот как?

– Какой человек, а?

– О да.

– Я всегда говорю: с Дживсом никто не может сравниться.

– Правильно говоришь.

– Ты замечал когда-нибудь, как у него сзади выступает затылок?

– Много раз замечал.

– Там как раз у него мозг. Спрятан за ушами.

– Угу. Так какое же предложение?

– Коротко говоря, вот какое. Он считает, что я произведу хорошее впечатление и смогу вернуть утраченные позиции, если заступлюсь за старика Уорплесдона.

– То есть как это? Не понимаю. Как ты за него заступишься?

– Дживс советует мне прийти к нему на помощь.

– На помощь дяде Перси?

– Да, я понимаю, звучит противоестественно, но, по мнению Дживса, нужно, чтобы я его защитил, и все будет в порядке.

– Не могу себе представить.

– Очень просто. Вот слушай. Скажем, завтра утром, ровно в десять часов, в кабинет к старику Уорплесдону врывается здоровенный мрачный детина и принимается его всячески донимать, орать на него, обзывать и вообще вести себя угрожающе. А я, затаившись снаружи под окном, в самый подходящий психологический момент поднимаюсь, всовываю голову в окно и говорю спокойным, ровным тоном: «Уймись, Берти».

– Берти?

– Это его так зовут – Берти. Не перебивай, пожалуйста, я потеряю нить. Значит, я всовываю голову и говорю: «Уймись, Берти. Ты удивительным образом забываешься. Я не могу спокойно стоять и слушать, как оскорбляют лорда Уорплесдона, человека, которого я так ценю и уважаю. Пусть у нас с лордом Уорплесдоном и были кое-какие трения – вина на мне, и я всей душой раскаиваюсь, – но я ни на минуту не переставал считать, что знакомство с ним – большая честь. И когда я слышу, как ты обзываешь его такими словами, как…»