Гости любовались порядком, дисциплиной и необычайной чистотой и опрятностью, царившими на судне.

Конечно, гости расспрашивали, как водится, обо всем, интересовались решительно всем, даже и тем, о чем до того не имели ни малейшего представления; когда же все это было исполнено, то перешли и к главному, то есть к закуске, приготовленной под тентом на корме.

На столе, украшенном цветами и заставленном мороженым, фруктами, пирожным и печеньем самого изысканного вкуса, господин Керсэн и Гертруда заметили множество драгоценного фарфора, массивного серебра и дорогого хрусталя и невольно похвалили столь богатую и роскошную сервировку.

– Всей этой роскошью мы всецело обязаны сэру Буцефалу, а отнюдь не мне! – смеясь заметил молодой ученый. – Что же касается меня, то я, поверьте, вовсе не привык кушать на дорогом фарфоре и пить чай из китайских чашек. Но теперь сэр Буцефал, господа комиссары экспедиции и я, мы кушаем за одним столом, и вы видите, к какой роскоши нас приучает баронет.

– Никакая роскошь не может быть излишней, когда имеешь честь принимать у себя таких гостей, как сегодня! – любезно заметил сэр Буцефал. – Но прошу верить, – продолжал он, – что я отлично мог бы обходиться без всего этого, если бы не находился в этом отношении безответным орудием в руках моего тирана слуги.

– Сэр Буцефал имеет при себе лакея, – пояснил Норбер, – образцового во всех отношениях, выросшего и воспитанного в наследственном замке баронетов. Этот слуга счел бы величайшим из всех преступлений, если бы не устраивал жизнь своего господина согласно всем правилам фамильного этикета.

– За ним, во всяком случае, следует признать заслугу уменья прекрасно украсить стол! – сказала Гертруда.

Так как в этот момент появился сам Тиррель Смис с шампанским, то и разговор перешел на другие темы. Вскоре веселый смех и остроты стали почти без перерыва разноситься над тихой поверхностью Красного моря.

Во время полного разгара разговора и веселья явился Игнатий Фогель в сопровождении двух незнакомцев, которых гости уже видели мельком там, на набережной. Норбер поспешил тотчас же представить их:

– Господин Питер Грифинс… Господин Костерус Вагнер, комиссары экспедиции.

Все трое без особых церемоний присели к столу.

«Ох, еще комиссары! – подумала Гертруда. – Они похожи на лакеев в отпуске. Очевидно, господин Моони не особенно счастлив в выборе своих комиссаров!»

– Что же, вам удалось уладить ваше дело без новых потерь? – осведомился консул, которому эти три физиономии сильно претили. Но из любезности он счел нужным заговорить и с ними.

– Проклятие! – воскликнул, хлопнув себя по колену, Питер Грифинс, который, казалось, явился сюда прямо из конюшни в своей поношенной куртке, брюках, засунутых в голенища, в бумажном белье, с физиономией хорошо выбритого конюха. – Нам едва удалось собрать тридцать пять верблюдов вместо обещанных пятидесяти.

– Эти подлецы сговорились и издеваются над нами, – сказал Игнатий Фогель, – я сильно сомневаюсь, чтобы нам удалось собрать нужное количество этих вьючных животных.

– А вам требуется много верблюдов и вожаков? – спросил консул.

– Да по меньшей мере восемьсот верблюдов и соответствующее количество людей, – ответил Норбер, – нам необходимо выгрузить весь наш материал и перевезти его полностью на возвышенность Тэбали, то есть приблизительно на расстояние ста двадцати миль отсюда, в глубь страны по пустыне… Это штука нелегкая, я это вполне понимаю, но, во всяком случае, это было бы возможно, если бы недоверие этих людей не создавало нам ежеминутных затруднений.