– Дайка я помогу тебе, мама! – И Груочь с помощью служанки отвела Сорчу Макдуфф в ее спальню и уложила на заранее подготовленное ложе. – Позови старуху Бриди и разыщи мою сестру! – приказала Груочь служанке.

Сорча застонала – первые схватки оказались чересчур сильными.

– Как ты назовешь этого? – спросила Груочь у матери, надеясь отвлечь ее от страданий.

– Малькольм, в честь нового короля, – процедила Сорча сквозь стиснутые зубы. – А если это девка, то пусть будет Майра. А-ах, Иисусе! Как мне больно!

Старая повитуха Бриди, к тому времени уже подоспевшая, резко оборвала роженицу:

– Прекратите скулить, Сорча Макдуфф. Это ваши восьмые роды и девятое дитя. Вы вовсе не зеленая первородка!

– Ах ты, проклятая ведьма! – взорвалась Сорча. – Ты стара как пень и просто не помнишь, как это больно – рожать! О-о-о-ох!!! Будь проклят Элэсдейр Фергюсон, грязный похотливый козел! О Господи, низвергни его в преисподнюю вместе со всеми потомками до восьмого колена! А-а-а!

– Не могу понять, что влечет Макфергюса к ней в постель… – сказала повитуха, ни к кому не обращаясь. – Будто не мог подыскать себе помоложе и покрасивее, чем ваша мамочка. В двадцать девять лет уже поздновато рожать!

Груочь и Риган переглянулись и тихонько хмыкнули. Они были согласны со старухой Бриди. Но Макфергюс, похоже, не мог устоять перед Сорчей Макдуфф, невзирая на ее злобность и острый язычок. И хотя сестры-близнецы никому бы под страхом смерти в этом не признались, они слышали, как их мать кричит от наслаждения и распаляет своего врага-любовника разными словечками, когда оказывается с ним в постели. Под эти крики девочки, в сущности, и выросли…

Сорча Макдуфф обычно рожала довольно легко, но на этот раз все обернулось иначе. Шли часы, а дело не двигалось. И вот наконец на закате второго дня мучений она родила здорового сына. Но это был воистину гигантский ребенок! Даже повитуха сказала, что ей не приходилось видеть подобных великанов. Он появился на свет Божий с красным от натуги личиком и злобным криком, его кулачки сжимались и разжимались, словно в бессильной ярости. На головке младенца топорщился пучок волос морковного цвета.

Старая Бриди положила младенца на живот матери, аккуратно, как всегда, обрезала пуповину, тщательно перевязала ее.

– Бравый вояка, леди! Вы щедро вознаграждены за ваши муки.

Сорча скосила глаза на вопящего мальчишку. Еще один Фергюсон, подумала она устало. Еще один проклятый Фергюсон! О Иисусе, как же она устала… Со вздохом облегчения она закрыла глаза, уже почти не чувствуя последних схваток и того, как послед выскользнул из ее истерзанного лона…

Повитуха захлопотала вокруг нее с крайне озабоченным видом. Когда Сорчу обмыли и уложили как следует в постель, а яростного Малькольма обтерли, запеленали и поместили в колыбельку, старуха поманила сестер. Они все вместе вышли из спальни Сорчи на лестницу.

– Ох, не нравится мне, как выглядит ваша мать! – сказала она им напрямик. – Такое я не раз уже видела. Думаю, она умрет. Она уже стара для столь тяжких родов. Лучше поскорее сообщить Макфергюсу.

– Но ведь я должна выйти замуж через пять дней! – запротестовала Груочь.

– Может, она и проживет столько, – сказала Бриди, – а может, и нет… Будь я на вашем месте и желая, чтобы моя мать увидела меня в подвенечном уборе, то поспешила бы со свадьбой! – И повитуха зашлепала вниз по лестнице с сознанием исполненного долга.

– Она не может умереть! – прошептала Груочь одними губами. – Только не теперь! Не теперь, когда вот-вот совершится наша месть всему клану Фергюсонов!