Первый раз случился, когда я завела разговор об улучшении условий жизни домашних рабов. Отец Латифии наотрез отказался выделять какие-либо средства для этой цели. А в конце нашего спора небрежно обронил: «Все равно они все скоро подохнут, а на их место придут новые. Так зачем тратить кредиты понапрасну?».

Эта фраза настолько меня шокирует, что я демонстративно выхожу из капсулы и бреду пешком остаток дня. И принимаю решение, что не стану больше волноваться о дальнейшей судьбе «батюшки». Раз ему на всех плевать, то чего я должна беспокоиться о нем! Это снимает еще один вопрос, о котором напрасно переживала.

Во время последней стоянки на подходе к городу я завожу разговор со своими мужчинами. Мне нужно прояснить кое-что, пока мы не ввязались в авантюру под названием побег.

— Завтра, когда мы прибудем в космопорт, я могу отпустить вас, — произношу, глядя прямо в глаза каждому из них.

Ночь в отцовском доме я провела без сна, пытая планшет на разные темы. Одна из которых была — расторжение клятвы. Оказалось, что есть способ, и к тому же простой. Я просто должна отпустить мужчин, прощая им долг жизни. И я обязана знать, что они думают по этому поводу. Не хочу тянуть за собой кого-либо насильно. Пусть станут свободными, если захотят этого.

Напротив меня три пары глаз. Удивительных, разных, прекрасных. Темно-синие, словно грозовое небо, уходящие в серую сталь глаза Ракса. Изумрудная зелень бездонных глаз Орвана. Черные омуты наемника Ланрана…. По прищуру и оттенку их глаз я научилась отличать настроение свои мужчин.

Некстати щиплет в носу, стоит лишь подумать, что кто-то из них захочет уйти. Но я должна дать им право выбирать самим. Даже если мне самой станет плохо от этого.

Ланран и Ракс хмурятся, не торопясь с ответом. Я замираю на вздохе, ожидая их решения, как помилования смертник. Орван нежно улыбается мне, и на сердце теплеет.

— Я не смогу уйти, избранная, даже если бы мне вдруг взбрело в голову столь странное желание. Ты в моем сердце навсегда. И я очень хочу показать тебе мой мир, — подмигивает и умолкает, уступая слово следующему.

— Мне некуда идти, Латифия, — говорит Ланран. — Да и ты мне нравишься. А без меня пропадешь, — на этот раз его голос абсолютно серьезен, и я со слезами на глазах киваю.

Ракс смотрит куда-то в небо и начинает говорить, не отводя взгляда.

— Отсюда не видно Третьей планеты, но я продолжаю искать ее глазами. Тоска по дому иногда кажется невыносимой, — впервые с нашего знакомства он говорит столько слов за раз. И я боюсь разрушить случайным звуком хрупкое доверие, что повисло между нами.

— И я хочу быть свободным, — продолжает Ракс, и сердце пропускает удар. — Но не от клятвы, — тут же поспешно добавляет, переведя взгляд на меня. — Я хочу стать равным с вами, донни. Не рабом, не вещью, не безделушкой.

— Ты и не вещь! — восклицаю на эмоциях. Мужчины тут же шикают на меня.

— Для всех на этой планете я ваш раб. Даже если в вашем добром сердце это и не так. Поэтому я полечу с вами, чтобы вернуть себе имя и свободу. И исполнить клятву. Настоящий мужчина от своих слов не отказывается.

Я шумно выдыхаю, не веря собственному счастью и испытав огромное облегчение. Ракс — мой чудесный, благородный рыцарь! И его невозможно не уважать за это.

Пока я растрогано смахиваю слезы, Ланран звонко хлопает Ракса по спине:

— Повыделывался и хватит. Просто скажи честно, что тоже надеешься заглянуть под юбку к Латифии! — грубоватая шутка наемника разрушает неловкость момента, и я против воли улыбаюсь. Ланран неисправим, и я укоризненно качаю головой. Ракс становится красным как рак и что-то шипит рассерженно под нос. Орван с вселенской мудростью в глазах улыбается, глядя на мужчин, как на малых детей.