в которой люди гуляют на княжеском пиру и лицезрят безумие бардов

Ватага опоздала к началу. Скопившимся у парадного крыльца нищебродам уже вынесли подачку, однако до объедков, как заметил Щавель, было далеко.

На нижней ступеньке нагло расселся измождённый мужчина лет сорока пяти, с серебристым ёжиком волос, посреди которого топорщился крашенный соплями зеленоватый ирокез. Одет мужчина был в драный шведский свитер и растянутые на коленях портки. Он угрюмо глодал варёную рыбу, сплёвывая кости обратно в шлёнку.

Щавель остановился:

– Здравствуй, Лузга.

Мужчина зыркнул исподлобья, ощерился по-волчьи:

– Щавель? Тебя-то как, старого, занесло?

– Князь пригласил, – с достоинством ответил Щавель. – Ты почто рыбу какую-то жуёшь, словно зимогор на паперти?

– Да я хоть хрен жую, да на воле живу, – огрызнулся Лузга.

– Идём с нами.

– Я жетон свой вчера потерял, а может, пропил. Да чёрт с ним!

– Ерунда, уладим.

– Кто раба пустит?

– Не парься.

– Это уд в гузне парится, а я обедаю.

– Идём, – терпеливо повторил Щавель.

– Хы, – Лузга вытер руки о башку, отставил миску, к которой тут же метнулись нищеброды, и с ленцой поднялся. Двигался он развязно, как на разболтанных шарнирах, привычно ставя в известность окружающих о своей возможности в любую секунду положить на них огромный болт.

Вход по праздничному делу пас усиленный наряд. Щавель предъявил пригласительный жетон, кивнул на спутников:

– Эти трое со мной.

– Пропуск на одного, – процедил ражий детина в красном золотогалунном кафтане.

– Елду сосёшь, губой трясёшь? – немедленно залупился Лузга.

По невидимому сигналу подтянулась четвёрка дюжих молодцов внутреннего поста с дубинками на поясе.

– Шли бы вы подобру-поздорову, – дружинник попёр на дармоедов, затеяв массой выдавить их с крыльца, но натолкнулся на холодный и жёсткий взгляд Щавеля. Рука сама потянулась к дубинке.

– Не вздумай, – Щавель не сдвинулся с места. – Яйца оторву.

Неизвестно, чем закончилось бы, однако из кремлёвского нутра вынырнул Иоанн Прекрасногорский. Молодой чиновник был принаряжен, опрятен и трезв. Должно быть, мудрый князь приставил следить за входящим трафиком.

– Здравствуй, командир Щавель! – мгновенно сориентировался он. – Ты как раз вовремя.

Дружинники расступились, с испугом и недоверием глядя на невзрачного человека с глазами как ледяной меч. Командир – предводитель тысячи воинов, внушал уважение и страх. Всех новгородских командиров кремлёвская охрана знала в лицо, то были бояре и они давно сидели за княжеским столом. Неизвестный командир вызывал тревожные мысли. Кто ведает, чего ждать от незнакомца? Захочет – убьёт, и ничего человеку за убой холопа не будет. Мог и муды оторвать, как обещал. Он если боярин, то стой да терпи, пока рвёт, иначе на кол.

Богатая череда переживаний отразилась на лицах дружинников. Головы поникли, а понты разбились вдребезги.

Иоанн Прекрасногорский вышел на крыльцо.

– Со мной трое, – предупредил Щавель. – Мой сын Жёлудь, Лузга и вот этот ухарь в красном колпаке, Михан.

– Не похож на матроса, – пошутил Иоанн.

– Станет, – обронил Щавель. – Попадёт на галеры… или на рею, ворон кормить.

– Проходите, гости дорогие, – рассмеялся Иоанн. – Рад видеть вас за большим столом. И тебя, уважаемый Лузга, тоже.

– Имал я вас в попу и, наверное, в жопу, – от чистого сердца признался Лузга. – Всю вашу гадскую систему и тупорылую канцелярию!

– Вынужден правилами внутреннего распорядка осведомиться, нет ли у вас при себе оружия?

– Лузга, у тебя есть оружие? – спросил Щавель.

– Нет, – серьёзно ответил Лузга.