И самое поганое, что Вячеслав Андреевич не чувствовал в себе уверенности. Какой-то моральной правоты. Ибо весь сыр-бор затеял именно он, а не Дима. «У тебя что, своей жены нет? Есть. А что ж ты с чужими трахаешься? Аморально это, не по-комсомольски!» И возразить нечего. Не рассказывать же про свой переходный возраст и про солнечный лучик, попавший в цель?..

Он вспомнил, как в восемьдесят пятом, когда партия и комсомол еще держались на плаву, в его отделе «разбирали» на собрании постового милиционера, осмелившегося закрутить роман с женой осужденного угонщика. «Объясни-ка нам, сержант, где твоя комсомольская совесть? Тебе нормальных женщин мало, надо обязательно с замужней гулять? И не просто замужней! А за классовым врагом замужней!» Все единогласно осудили и постановили: роман в трехдневный срок прекратить, о любви забыть! Постовой отдал честь и написал рапорт об увольнении. Говорят, женился. До сих пор живут…

Интересно, а Чернакова бы сейчас разбирали, если б по-прежнему был социализм? А вдруг бы помогло? Указали б ему вовремя на «аморальное поведение», пристыдили всем коллективом – глядишь, он бы и угомонился. И никакого тебе треугольника, где все углы – болезненно острые. Заплати партвзносы и живи себе спокойно, без головной и сердечной боли. Пусть голова и сердце болят у секретаря партийной ячейки, отвечающего за твой «облико морале».

Какую занять позицию, Вячеслав Андреевич так и не решил. Применим старый принцип: ввязаться в бой, а дальше действовать по обстановке.

– Значит, так. Стой спокойно, в разговоры не вступай, – велел Чернаков, когда они остановились возле Юлиного дома, девятиэтажной коробки-«корабля». – Если полезет в драку, просто осади. Без последствий.

– А что за клиент?

– Пьянь… Но буйная.

– Тогда без проблем… Осадим. – Дегустатор нежно погладил кулак, размером с небольшую дыню.

Свет в окнах не горел. Плохо, если Димы не окажется дома. Чернаков осмотрел двор. Грязная рыжая «копейка» отдыхала под тонким слоем снега.

Дверь подъезда защищал домофон. Чернаков позвонил в первую попавшуюся квартиру.

– Кто?

– Двое с карабином.

Домофон запищал и дал зеленый свет. Ну и какой смысл в таких системах?

Большой. Для тех, кто их устанавливает.

До пятого этажа доехали на лифте, стену которого украшал несмываемый призыв: «Не рисуйте на стенах, пидоры! Нам здесь жить!»

– А у нас в лифте каждое утро чистый лист вешают и фломастер, – с гордостью поделился Ерофеев. – Чтоб на стенках не писали.

– Ну и как, помогает?

– Не очень… Одного листа не хватает…

Чернаков позвонил в Юлину дверь.

– Дома нет, – сделал мудрый вывод бывший собровец после минутного ожидания, – либо засел… Дверь, кстати, говно, мы такие с одного удара… Да и замок никакой.

Он несильно дернул за круглую ручку, привинченную к реечной облицовке. Дверь спокойно открылась, из старого реечного замка вынырнул ригель.

– Да у него и не заперто, – последовал второй мудрый вывод. – Заходить будем?

Чернаков не ответил, еще раз нажав кнопку звонка.

…Дима лежал на пыльном паласе, лицом вниз. Окровавленный топор с треснутой рукоятью валялся рядом. По полированной створке шкафа стекали еще свежие капли крови и мозгов. Огромная рубленая рана, походившая на кратер вулкана, чернела на лысине. Именно в эту точку вчера нанес удар Чернаков. Кто-то проконтролировал и добил. Умеючи, с одного раза. Секретер нараспашку – вещички на полу. Что-то искали… Глухарь… Надо писать план по раскрытию… Первый подозреваемый тот, кто обнаружил труп, то есть начальник службы безопасности магазина «Планета-Хауз». Второй – тот, с кем проживал потерпевший. То есть Юля. У обоих есть прекрасные мотивы, один прекрасней другого…