«Какая я скотина! Что же я творю, мужик, называется! – с раскаянием подумал Евдоким. – Это хорошо, что ей на работу идти не надо, а так бы… даже не знаю… Юрист еще. Да меня первого посадить надо!»

На следующее утро Элла вела себя как-то особенно. Отношения Евдокима и Эллы отличались нежностью, проникновенностью, были настояны на взаимном обожании. Супруги понимали друг друга с полуслова, были терпеливы и ироничны, снисходительны…

Евдоким отправился в Москву, ему предстояло очередное судебное заседание, и по дороге в город он вдруг подумал: впереди долгие майские каникулы, отчего бы им с Эллой не отправиться куда-нибудь? В романтическое путешествие по Европе, например. Весна, все цветет, тепло. Красивые места, древние замки, музеи. Вечерами в фиолетовых сумерках можно сидеть в кафе за бокалом вина, смотреть друг на друга влюбленными глазами… Пожалуй, Элла будет рада такому путешествию. И даже не пожалуй, а точно.

Если вспомнить, то Евдоким старался всегда ее порадовать после семейной бури, словно пытался компенсировать страдания жены. Подарками, путешествиями.

Впереди возник затор на дороге. Евдоким затормозил, остановил машину, потер лицо ладонями, словно пытаясь смахнуть с него что-то. Нечто напоминающее невесомую паутину – липкое, щекочущее, неприятное.

Кажется, в первый раз Евдоким пытался осмыслить происходящее. Нет, он и раньше со скрупулезностью юриста пытался разобрать каждую такую семейную ситуацию (отчего она возникла, что послужило толчком для выплеска агрессии, и прочее), но теперь, похоже, настало время сделать общие выводы. Ведь он точно больше не хочет повторения того кошмара? Он не хочет быть извергом, избивающим свою жену? Нет! Хотя, надо честно признаться, – секс после таких скандалов казался просто фантастическим. И для него, и для нее, судя по всему.

Евдоким, стоя в пробке, достал свой ежедневник, принялся листать его, глядя на даты. В сущности, эти скандалы с женой происходили с определенной периодичностью. Несколько раз в год, каждый сезон. Первые годы – реже. Но чем дальше, тем чаще случались эти стычки. В Элле словно копилось недовольство. Копилось постепенно. А потом жена буквально взрывалась. И доводила Евдокима. Каждая поездка в ежедневнике означала, что поводом к ней случился очередной скандал. Нет, с себя Евдоким не собирался снимать вину за то, что он распускал руки, но ведь если вспомнить, то жена не гнушалась ничем, чтобы вывести его из себя. И оскорбляла его покойных родителей, и его самого, и руки распускала тоже… Словом, Элла добивалась того, чтобы Евдоким ударил ее. И чтобы непременно брызнула кровь, без крови Элла уже не могла как-то… И потом она рыдала, ой как она рыдала… А он, дурак, винился перед ней на коленях.

В последний год прибавились еще эти проблемы с окружающими, когда Элла начинала задирать какую-нибудь незнакомую даму, чья внешность казалась молодой женщине «неправильной».

В сущности, что получается? А то, что жизнь становилась все хуже и хуже. Промежутки между скандалами – короче, к ним присоединились и другие проблемы. Вот об этом свидетельствовали записи в ежедневнике. Такое впечатление, будто Элле чего-то не хватало, она вечно испытывала недовольство. Но секс, о, боги, какой секс у них был с женой после этих скандалов! – опять напомнил себе Евдоким.

А потом Элла ходила пусть и побитая, но тихая, спокойная, прекрасная в своей отрешенности. С ласковой, всепрощающей нежностью смотрела на мужа, который изводил себя чувством вины за то, что опять не сдержался.