– Он шотландец, – пояснил Майкл, уже начиная ревновать. – А все шотландцы сумасшедшие… к тому же у него есть жена и четверо детей.
– Грязная ложь! – запротестовал Эндрю. – Дети – да, признаю, бедные маленькие деточки! Но никакой жены, точно никакой жены!
– Ecossais[9], – пробормотал граф. – Великие воины и великие пьяницы. – Потом продолжил на вполне приемлемом английском: – Могу я предложить вам немного коньяка, месье?
Они продолжили на смеси языков, то и дело перебивая друг друга на полуслове.
– Кто-нибудь будет так любезен, чтобы как следует познакомить меня с этим образцом среди мужчин, чтобы я мог принять его щедрое предложение?
– Граф де Тири, позвольте представить вам лорда Эндрю Киллигеррана. – Майкл кивнул по очереди в сторону каждого из мужчин.
Они пожали друг другу руки.
– Вот это да! Настоящий английский милорд!
– Шотландский, дорогой мой друг, а это большая разница! – Эндрю поднял бокал, салютуя графу. – Я восхищен! А эта прекрасная юная леди – ваша дочь, так? Сходство… прекрасно…
– Сантэн, – вмешалась Анна, – отведи своего коня в конюшню и займись им.
Сантэн не обратила на нее внимания и улыбнулась шотландцу. Ее улыбка даже Эндрю заставила умолкнуть; он уставился на девушку, потому что улыбка ее совершенно преобразила. Она словно сияла прямо сквозь ее кожу, как лампа сквозь алебастр, осветила ее зубы и зажгла искры в глазах, как зажигает искры солнце в хрустальном кувшине с темным медом.
– Думаю, я должен все-таки взглянуть на нашего пациента…
Молодой армейский врач разрушил чары и подошел к Майклу, чтобы размотать бинты. Анна поняла жест, если не слова, и тут же встала между ними.
– Скажи ему, если он дотронется до моей работы, я сломаю ему руку!
– Боюсь, ваши услуги уже не нужны, – перевел для доктора Майкл.
– Глотните коньячка, – утешил хирурга Эндрю. – Он весьма недурен, определенно недурен.
– Вы землевладелец, милорд? – спросил граф у Эндрю с едва уловимым подтекстом. – Само собой?
– Bien sûr…[10]
Эндрю широко взмахнул рукой, изображая тысячи акров, и одновременно поднес свой стакан к бутылке, из которой граф уже наливал коньяк для врача. Де Тири налил и ему, и Эндрю повторил:
– Само собой, фамильные поместья… вы понимаете?
– А… – Единственный глаз графа сверкнул, когда он посмотрел на свою дочь. – А ваша покойная супруга оставила вам четверых детей?
Он не слишком понял предыдущий обмен колкостями.
– Нет ни детей, ни жены… это все шутки моего друга. – Эндрю показал на Майкла. – Он любит пошутить. Ну, знаете, дурные английские шутки.
– Ха! Английские шутки!
Граф раскатился хохотом и хлопнул бы Майкла по плечу, если бы Сантэн не бросилась вперед, защищая Майкла от удара.
– Папа, осторожнее! Он ведь ранен!
– Вы останетесь на обед, все вы! – заявил граф. – Увидите, милорд, моя дочь – одна из лучших поварих во всей провинции!
– Если ей немножко помогут, – съязвила Анна.
– Думаю, мне лучше вернуться обратно, – застенчиво пробормотал молодой врач. – Я чувствую себя немного лишним.
– Мы приглашены на обед, – сообщил ему Эндрю. – Выпейте коньячка.
– Ну, если вы не против… – без особого сопротивления согласился доктор.
Граф провозгласил:
– Нужно спуститься в погреб!
– Папа… – угрожающе начала Сантэн.
– У нас гости!
Де Тири показал уже пустую бутылку, и Сантэн беспомощно пожала плечами.
– Милорд, вы поможете мне выбрать подходящие напитки?
– Почту за честь, месье де Тири.
Когда Сантэн провожала взглядом мужчин, рука об руку спускавшихся по каменной лестнице, в ее глазах виднелась задумчивость.
– Он drole[11],ваш друг… и очень преданный. Посмотрите, как он бросился к вам на помощь! Посмотрите, как он очаровал моего папу!