– Не должна.

– Тогда можем обниматься? – шутила операционная сестра Тамара, веселая и шальная девушка.

–Ты что! – я отскакивал в сторону и даже оглядывался: а вдруг Лялька стоит в дверях?

Коллеги держались за живот от смеха, а я сердито шел на обход, чтобы не видеть их ехидные лица. Мечтал завести ребенка. Тогда Лялька переключится на него и даст мне немного кислорода и личного пространства.

***

– Лялька, иди ко мне, – я протягиваю руки.

Жена уже несколько минут стоит в проеме спальни, наблюдая за мной. Белокурые волосы высохли и рассыпались по плечам. Щеки уже не пылают так ярко, как после душа. Их нежно-розовый цвет прекрасно сочетается с небесными глазами. Не женщина, а дрезденская статуэтка, такая же хрупкая и изящная, желанная и прекрасная. Когда Лялька при полном параде, друзья восхищённо вздыхают:

– И где ты такую Барби нашёл? Везёт же некоторым!

– Там, где взял, больше нет, –  с гордостью отвечаю я.

– Признайся, Вихров, сам делал ей пластику?

– Сдурели, что ли? Все своё, натуральное.

Я притягиваю к себе драгоценную светловолосую нимфу и целую в прекрасный лоб.

– Жень, ты точно любовницу на работе не завёл?

– Лялька, жена Степанова рожает, он попросил меня его подменить. Рядовая ситуация. Вот когда у нас с тобой будут дети...

– Жень, – Оля отстраняется, – не начинай! Мы же договорились несколько лет пожить для себя.

Обреченно вздыхаю. Да, договорились, но что-то тянуть совсем не хочется. Мне тридцать лет. Я часто застываю возле детского городка и наблюдаю за малышами. Пытался привлечь к этому занятию и Ляльку, но она всегда сердито уводила меня прочь. А однажды вообще заявила:

– Вихров, я чайлдфри. (Чайлдфри – субкультура и идеология, характеризующаяся сознательным желанием не иметь детей). Не приставай ко мне с детьми.

– Как можно быть чайлдфри в двадцать лет? – не понимал я.

– Вихров, хочешь поссориться?

Скрепя сердце я решил подождать. Может, моя куколка повзрослеет, и тогда у нас появится малыш. Разница в возрасте в десять лет давала о себе знать. Мне хотелось семейной стабильности и теплоты, а моей Ляльке – развлечений, косметических салонов, встреч с подругами, постов в Инстаграм, которыми она увлекалась безмерно.

Вот и сейчас. Я украдкой оглядываюсь: вдруг где-нибудь стоит включённый телефон и снимает сцену прощания с мужем!

– Все, пока! – смотрю на часы, ещё раз целую жену.

– Когда ты вернёшься? Завтра утром?

– Нет, у меня ещё консультация в поликлинике, потом обход больных в отделении, плановые операции. Если ничего экстраординарного не случится, буду дома завтра к семи вечера.

– Это так долго! – жена капризно поджимает губы.

– Ну, не скучай, моя птичка, не скучай, – я достаю кредитную карту, едва сдерживая вздох: до зарплаты ещё целая неделя. – Сходи сегодня в клуб с подружками.

Выгода двойная: Лялька отвлечется, и я на дежурстве дергаться не буду.

– Женька, ты прелесть! – пронзительно взвизгивает жена. Слёзы на ее глазах мгновенно высыхают, щеки от радости пылают ярче. – Можно оторваться по полной?

– Кути, что с тобой поделаешь! – вздыхаю я, прикидывая, сколько мне нужно взять ночных смен, чтобы залатать дыру в бюджете, которая обязательно образуется после развлечений моей птички.

Оля выросла в семье бизнесмена, не зная ни в чем отказа. И до сих пор ее мама поджимает губы, как только услышит, сколько получает зять-врач. И хотя я тоже не бедствую, леди Маргарите мой доход кажется крохами, поэтому она периодически промывает мозги своей дочери, намекая, что та выбрала не того человека в спутники жизни. Но Лялька стойко держится. Даже отказалась от спонсорской поддержки родителей.