Корабль с упорством обреченного зверя шел на максимальной скорости к пункту назначения…

Седьмой день – еще плюс пятьдесят больных и восемь умерших. Возможно, умерших было больше – не меньше двадцати пациентов в разросшемся лазарете не подавали признаков жизни на своих заблеванных матрасах.

И где-то тогда же нас настиг требовательный и властный запрос изначально неопознанного корабля, что шел параллельным встречным курсом. Мне потребовалась пара минут, чтобы стряхнуть вялость и вникнуть в слова почти кричащего Лео. А он кричал о федерационном малом корабле дознавателей, заметивших прущий в обитаемый сектор космоса странный рудовоз, что больше всего походил на начиненное взрывчаткой судно фанатиков Дуги. Мы ответили на запрос, дали пояснения, переслали данные, сообщили о происходящем, и буквально тут же корабль федералов круто сменил курс. Сделав маневр, он легко нагнал нас и пошел рядом, все это время выплевывая короткие четкие инструкции.

Нам приказали подправить курс, дать доступ к видеокамерам внутри трюма, потребовали документы с родных поселений пассажиров и сообщили, что от Мэйн-1 нам навстречу выдвигается корабль с бригадой медиков и необходимым оборудованием. Наша задача проста – продолжать двигаться им навстречу и принять их на борт. А дальше они всем займутся сами…

Так и произошло. Корабль федералов сопровождал нас до самого финала и еще долго висел в космосе, с помощью моих же внутренних камер наблюдая за происходящим в том злосчастном трюме.

Нам повезло… нам очень повезло, что судьба вывела навстречу федерационный корабль, что посчитал нас подозрительными и решил послать запрос на идентификацию. Не будь этой встречи, для наших пассажиров все обернулось бы куда хуже – никто на Мэйн-1 не стал бы с такой оперативностью посылать нам навстречу медицинский корабль со всем необходимым на борту. Объяснения и просьбы заняли бы часы, а может и дни. Или того хуже – нас бы вовсе не подпустили к станции.

Инфекция на борту хуже пожара…

Через сутки с небольшим я наконец взял стаканчик ликера и опрокинул его в рот. Саднила уколотая дозой лекарства левая рука, во рту мерзкий кислый привкус, в помещениях дикая вонь от обеззараживающего средства, корабль замер в вакууме в ста километрах от похожей на шар гигантской космической станции, что приняла в подготовленные помещения всех пассажиров. Туда же ушли и мертвые тела.

Двадцать семь умерших – вот итог нашего недельного путешествия.

Из них тринадцать – дети и подростки.

Да…

Благими намерениями выложена дорога в ад. А надежда на авось – главное проклятье.

В одиночестве я просидел за столом несколько часов, медленно цедя ликер и не думая ни о чем. Мне никто не мешал – Вафамыч и Костя отсыпались. Наши трюмы снова пусты. Корабль в куда лучшем состоянии, чем он был еще пару недель назад, но радости я не ощущаю. Сейчас я вообще ничего не ощущаю. Но это временно…

И у меня есть еще три часа, после чего мне предписано явиться в портовый полицейский участок и дать полный доклад о случившемся. Таковы всеобщие законы. И от них не свободен даже гросс…

2

– О чем ты вообще думал, мистер Градский? – с горьким вздохом поинтересовалась женщина в синей с белым служебной форме.

– О всеобщем благе, – ответил я, постукивая пальцами по стаканчику с дешевым, но вкусным кофе из автомата.

– Безумие! Невероятная самонадеянность, помноженная на что? На столь же безумную по силе безбашенность?

– Похоже, что именно так… Я глубоко сожалею и скорблю о погибших. Будь у меня возможность отмотать время на пару недель назад…