, и средняя ось OB, равная b, тогда как малая ось эллипсоида O O′′C′′ вертикальна и равна c, что делает свод покатым…

В эту минуту в дверь постучали.

– Письмо господину Октаву Саразену, – сказал мальчик-рассыльный.

Октав с радостью выхватил у него из рук письмо.

– Это от отца, узнаю его почерк! Ба, да тут, оказывается, целое послание! – весело тараторил он, подбрасывая на руке толстый пакет.

Марсель, разумеется, как и Октав, знал, что доктор сейчас находится в Англии. Неделю назад, остановившись проездом в Париже, доктор устроил им настоящее пиршество Сарданапала в Пале-Рояле, некогда знаменитом, но теперь уже вышедшем из моды ресторане, который он и поныне считал непревзойдённым образцом изысканного парижского вкуса.

– Ты мне прочтёшь, что он пишет о гигиеническом конгрессе, – сказал Марсель, не отрываясь от своей задачи. – Это он хорошо придумал – поехать туда. Наши французские учёные слишком уж замкнутый народ… Итак, значит, внешняя сторона свода будет образована эллипсоидом, подобным первому; центр его находится выше O′, на вертикальной прямой OO′. Наметив фокусы E>1, E>2, E>3 трех основных эллипсов, мы чертим вспомогательные эллипс и гиперболу, общие оси которых…

Громкий возглас, вырвавшийся у Октава, заставил Марселя поднять голову.

– Что такое? – спросил он, с беспокойством глядя на внезапно побледневшее лицо товарища.

– На, прочти, – с трудом вымолвил Октав, совершенно ошеломлённый полученным известием.

Марсель взял письмо, внимательно прочёл его с начала до конца, потом пробежал ещё раз, просмотрел приложенные документы и сказал:

– Любопытная история!

Затем он не спеша набил свою трубку и старательно начал раскуривать её. Октав с нетерпением ждал, что он ещё скажет.

– Ты думаешь, все это правда? – спросил он наконец, задыхаясь от волнения.

– Очевидно! У твоего отца слишком трезвый и критический ум, чтобы он мог бездоказательно принять подобную историю. Да и доказательства здесь налицо. В конце концов все это объясняется очень просто.

Раскурив трубку, Марсель снова погрузился в свои вычисления. Октав сидел не двигаясь, словно остолбенев: он забыл и думать о кофе, он вообще потерял способность думать, но испытывал непреодолимую потребность говорить, чтобы убедиться, что он не спит и не бредит.

– Но, если это правда, так ведь это же просто умопомрачительно! Ты представляешь себе, полмиллиарда – ведь это огромное богатство!

Марсель поднял голову.

– Да, действительно огромное. Во Франции другого такого, пожалуй, и не сыщешь. Можно насчитать всего лишь несколько обладателей таких состояний в Соединённых Штатах и пять-шесть в Англии. Словом, на всем земном шаре найдётся не более пятнадцати – двадцати таких богачей.

– Да сверх всего ещё и титул, – продолжал Октав, – титул баронета! Не скажу, чтобы я когда-либо мечтал о титуле, но, раз уж так случилось, должен признаться, что это звучит гораздо приятнее, чем просто Октав Саразен.

Марсель выпустил клуб дыма из своей трубки и не произнёс ни слова, но в этом попыхивании звучало такое насмешливое «пфу-пфу», что Октав счёл нужным оправдаться:

– Конечно, мне никогда не пришло бы в голову присочинять всякие там приставки к своему имени или присваивать себе вымышленный титул, но быть законным обладателем настоящего титула, вписанного в книгу пэров Великобритании и Ирландии, это что-нибудь да значит!

Трубка Марселя продолжала выразительно попыхивать.

– Ты можешь сколько угодно возражать, – с жаром воскликнул Октав, – но как-никак дворянская кровь что-нибудь да значит… как говорят англичане!