Несан ощутил, что краснеет. Всем известно, что воробьи и воробьиные яйца едят, чтобы подстегнуть вожделение. Впрочем, Несан несколько недоумевал по этому поводу. Ему плотское желание никогда не казалось чем-то, что нужно подстегивать. Когда Беата поглядела ему в глаза, чтобы убедиться, что он мысленно составил список, Несан почувствовал непреодолимое желание что-нибудь сказать – что угодно! – лишь бы сменить тему.

– Беата, как по-твоему, мы когда-нибудь очистимся от преступлений наших предков и станем такими же чистыми в наших сердцах, как андерцы?

Соболиная бровь девушки выгнулась.

– Мы хакенцы. Мы никогда не станем такими же хорошими, как андерцы. Наши души темны и не могут стать чистыми. Их души чисты и не могут поддаться соблазну. Мы же никогда не сможем очиститься до конца. Мы можем лишь надеяться, что нам удастся побороть нашу подлую натуру.

Несан знал ответ не хуже нее. Должно быть, из-за этого вопроса она сочтет его безнадежным невеждой. Он никогда не умел правильно выражать свои мысли.

Он хотел выплатить свой долг, получить прощение и заслужить фамилию. Мало кому из хакенцев удавалось добиться этой привилегии. Он никогда не сможет сделать то, что хочет, если не добьется этого. Несан опустил голову, как бы извиняясь за вопрос.

– Но я хотел сказать… за все это время разве мы не поняли ошибочность пути наших предков? Разве ты не хочешь чего-то большего?

– Я хакенка. И не стою того, чтобы решать свою судьбу. Тебе следовало бы знать, что на этом пути подстерегает зло.

Несан потер саднящий палец.

– Но некоторые хакенцы служат на тех путях, что ведут к прощению. Ты как-то говорила, что тебе следовало бы пойти в армию. Мне бы тоже этого хотелось.

– Ты – хакенец. Тебе не дозволено касаться оружия. Это ты тоже должен знать, Несан.

– Я не имел в виду… Я знаю, что не могу… Я просто хотел сказать… Не знаю. – Он сунул руки в карманы. – Я просто хотел сказать, что мне очень жаль, что я не могу, только и всего. Что мне хотелось бы творить добро, доказать, что я чего-то стою. Помогать тем, кому мы причинили страдания.

– Я понимаю. – Она указала на окна верхних этажей. – Министр культуры лично издал закон, согласно которому хакенские женщины могут служить в армии наравне с андерками. В законе также сказано, что все должны относиться к этим хакенкам с должным уважением. Министр сочувствует всем народам. Хакенские женщины у него в огромном долгу.

Несан понял, что так никогда не доберется до того, что действительно хочет сказать.

– Но разве ты не хочешь выйти замуж и…

– Он также издал закон, по которому хакенки могут работать и зарабатывать себе на жизнь и не обязаны выходить замуж и становиться рабынями хакенских мужчин, поскольку последним свойственно порабощать, и, получив такую возможность даже путем женитьбы, они охотно пользуются ею даже в отношении своих соплеменников. Министр Шанбор – герой всех хакенских женщин. И он должен быть героем и для всех хакенских мужчин, потому что несет вам культуру, чтобы вы расстались с вашей воинственностью и примкнули к сообществу миролюбивых граждан. Я могу принять решение вступить в армию, потому что это способ для хакенок заслужить уважение. Таков закон. Закон Шанбора.

Несан чувствовал себя, как на покаянии.

– Я уважаю тебя, Беата, хоть ты и не в армии. Я знаю, что ты будешь творить добро, не важно, вступишь ты в армию или нет. Ты хороший человек.

Пыл Беаты несколько поугас. Она легонько дернула плечом. Голос смягчился.

– Главная причина, по которой я когда-нибудь пойду в армию, именно та, что ты сказал: помогать людям и творить добро. Я тоже хочу творить добро.