Откуда-то издали донесся долгий, протяжный вой, перешедший затем в грозное рычание.

– Кто это так воет? – удивился Брюсов. – Надеюсь, не чада Тьмы из адского колодца?

– Нет-нет, что вы, – засмеялся старик. – Это всего лишь тандерхаунды – черные псы экзекуции, очень древняя порода охотничьих псов. У них белые пятна вокруг глаз, их еще называют глазами ангела. Эти собаки способны видеть то, что недоступно человеческому глазу. Хороший тандерхаунд способен на большом расстоянии отличить человека от гируда. Скорее всего, это на самом деле так. Гируды ненавидят тандерхаундов, а те отвечают чадам Тьмы взаимностью. Эти псы отличаются великой преданностью и подчиняются лишь стальным сутанам. Эту породу позволено разводить только им и аристократам, больше никому. Вот так-то, юноша. Впрочем, для нас это ничего не меняет…

– Кто знает, может быть, все не так уж безнадежно, – Брюсов попытался ободрить Тритемия, а заодно и себя. – Может, Великий Экзекутор и посадил нас сюда для того, чтобы не спеша во всем разобраться. Уверен, что он еще пригласит нас на собеседование…

– Пригласит, пригласит, – Гиннес нахмурился, к чему-то прислушиваясь. – Возможно, скорее, чем ты думаешь. Священная Экзекуция почти не выносит оправдательных приговоров. Не удивляйся, Эндрю. Когда сидишь здесь достаточно долго, слух обостряется. Я, например, уже с легкостью отличаю топоток крыс от звука шагов. Да-да. Так и есть. За кем-то из нас идут.

Даже в полумраке темницы Брюсов увидел, как напряглось лицо Тритемия. Чего мог так испугаться человек, который твердит о том, что для полного счастья ему не хватает всего лишь пергамента, пера и чернил? Тритемий не ошибся. Где-то в недрах подземелья заскрипели петли. Послышался стук каблуков. Со скрежетом откинулся засов, распахнулась низкая дверь. Андрей зажмурился от яркого света. А когда зрение немного восстановилось, увидел перед собой толстяка в сером камзоле с большими оловянными пуговицами, на которых была изображена железная десница. Такие же пуговицы украшали темно-серые обшлага его рукавов.

– Ну, старик, ты еще не передумал? – спросил Фарнам, приветственно кивая Брюсову. – Признаешься в пособничестве исчадиям ада или по-прежнему собираешься упорствовать в заблуждениях? Молчишь… Значит, не передумал. Что ж, пойдем… Святая Экзекуции озаботится твоим спасением, если не желаешь спасаться сам.

Глаза Брюсова, наконец, окончательно привыкли к свету, и ему удалось рассмотреть, что секретарь Бевериджа явился не один. За его спиной стоял монах в серой рясе со свитком пергамента в одной руке и факелом в другой. Третьим был тюремщик. Он держал в руках поднос с двумя глиняными мисками и парой кусков хлеба.

– Поторапливайся, старик, – нетерпеливо пробурчал Джошуа Фарнам. – Полагаю, приказы своих хозяев из Фералиса ты выполнял с нездешней резвостью?

Гиннес ничего не ответил – лишь развел руками и вышел из темницы. Тюремщик поставил на пол миски, положил в них два ломтя хлеба. Дверь с грохотом захлопнулась. Андрей поставил свою миску на колени. Жидкая похлебка дурно пахла, однако Брюсов давно не ел и поэтому не слишком привередничал. Когда деревянная ложка заскребла по дну миски, из угла темницы послышался шорох. Андрей увидел два маленьких красных глаза. Некоторое время крыса изучала нового постояльца, а затем приблизилась. Села рядом, обвив ножки длинным хвостом. Брюсов понял, что крыса прикормлена Тритемием и ожидает подачки. Отломил кусочек хлеба, положил перед крысой. Наблюдая за тем, как работают маленькие челюсти, Андрей задумался. Итак, дела у него хуже некуда. Он оказался в новом, незнакомом мире и сразу нажил крупные неприятности.