Полин стояла возле дороги, чувствуя себя в безопасности – автомобильный поток разделял ее и здание, и эта железная река казалась непреодолимой для любого монстра, пока на расположенном далеко впереди светофоре не вспыхнул красный свет. Машины остановились, вытянулись в длинную змею. «Бежать!» – снова мелькнула в голове Полин трусливая мысль, но вместо этого она шагнула вперед, через дорогу, к зданию-монстру, к зданию-людоеду, которое рано или поздно должно перестать глотать людей и начать выпускать их на свободу. Полин пыталась убедить себя, что все будет именно так. Ведь виной всему ее воображение, ее фантазии. Она устроилась на небольшой скамейке и стала ждать. Где-то за спиной прогрохотал трамвай, намекая сдаться, вернуться домой, тем более что отец все равно на работе, и никто не станет спрашивать, почему она не в школе.

– Меня и так никто ни о чем не спрашивает, – тихо пробормотала себе под нос Полин. – Никогда не спрашивает. Словно меня и нет. Здесь, в школе, в этом городе, – она закрыла глаза, стараясь не сгущать клубящиеся в сознании тучи.

За спиной прошел еще один трамвай, затем еще один и еще… День медленно пополз к вечеру: тяжелый и серый, скучный и холодный день. Здание-монстр переварило и выплюнуло проглоченных утром людей. Они выходили из стеклянных дверей, и Полин казалось, что все они серые и усталые, вымученные, раздавленные. Даже сияющий незнакомец. Полин узнала его, но специально отвернулась, чтобы не привлечь внимания. Он прошел мимо нее так близко, что она почувствовала запах его одеколона. Запах свежести и чего-то нереального, несуществующего.

Полин поднялась со скамейки и осторожно пошла за ним следом, стараясь держаться на расстоянии. Серый океан людей расступался перед сияющим незнакомцем, окружал его, пытаясь проглотить, и снова расступался. Полин споткнулась, потеряла незнакомца из виду, услышала грохот остановившегося трамвая и стала вглядываться в лица толпящихся на остановке людей. Незнакомца среди них не было. Или же был? Полин вздрогнула, увидела его на сиденье возле окна и проскользнула в трамвай. Куда теперь? Куда она едет? Зачем?

Полин нервно кусала губы, стараясь держаться так, чтобы сияющий незнакомец, подчинивший вдруг себе всю ее жизнь, все интересы, не мог заметить ее. Она повернулась к окну, стараясь запомнить маршрут, чтобы не заблудиться, когда нужно будет возвращаться назад. Незнакомец поднялся, пробрался сквозь толпу к выходу. Трамвай остановился. Полин едва успела выйти следом за незнакомцем.

Серая толпа снова подхватила их, закружила, заметала по тротуару. Гул машин усилился. Стальная река текла куда-то в своем нерушимом монолите. Полин начала нервничать – чужой квартал, чужие дома. Люди начали пугать ее. Серые, хмурые, все они бежали домой, спешили, изредка поднимая головы, чтобы перейти дорогу или посмотреть на номер грохочущего трамвая. Все, кроме сияющего незнакомца да еще десятка странных, несимпатичных Полин людей. Они собрались в баре. Каждый в своей компании. Полин видела за высокими окнами кружки пива в их руках. Они пили и о чем-то разговаривали. Из бара пахло потом и солодом. Поверх этого накладывался запах жареного мяса.

Сияющий незнакомец устроился за отдельным столиком вдали от окна, один. Он ничего не ел, лишь пил. Пил много. Остальные люди тоже много пили. Полин слышала их несвязные голоса, видела, как они бродят, шатаясь, по бару, выходят на улицу на нетвердых ногах. Полин не боялась их, но с каждой новой минутой, проведенной здесь, ей все больше и больше хотелось уйти. Отвращение ко всем, кто собрался в баре, включая сияющего незнакомца, усиливалось, разрасталось. Хотелось одного – дождаться, когда под властью выпитого угаснет его сияние. «Тогда я и уйду», – решила Полин. Но сияние не пропадало.