И среди всех этих молящихся нашлась только одна истинно верующая. Была она служанкой угольщика из Такасаго и ни о чем не просила; помолилась только, чтобы руки и ноги были у нее целы и чтобы ей можно было еще раз прийти сюда. С тем и ушла, но затем опять вернулась на минутку и сказала: «Пожалуйста, дай мне также и хорошего мужа!» – «Ты обратись в храм, что в Идзумо. Я этим не ведаю!» – ответил я ей, но она не услышала и удалилась.

Взять тебя: слушалась бы родителей и старшего брата – получила бы мужа и ничего плохого не случилось бы. А ты предалась любви, и вот какие страдания навлекла на себя.

Своей жизнью ты не дорожишь, а она будет еще долгой. Что же до Сэйдзюро, за которого ты просишь, – ему остались считаные дни.

Этот сон, который она увидела словно наяву, был так печален, что О-Нацу, проснувшись, долго не могла прийти в себя и всю ночь, до самого утра, провела в слезах.

Так и случилось, как было предсказано. Сэйдзюро позвали и учинили ему совсем неожиданный допрос: оказалось, что пропали семьсот рё золотыми монетами, которые хранились у Тадзимая в денежном ящике во внутренней кладовой. Толки шли, что деньги украла перед побегом О-Нацу по наущению Сэйдзюро.

Обстоятельства сложились неблагоприятно для Сэйдзюро, он не смог оправдаться и – какое горе! – двадцати пяти лет четырех месяцев восемнадцати дней от роду был предан смерти.

Как же бренно наше существование! У каждого, кто был свидетелем этого, рукава промокли от слез, словно от вечернего дождя. И был ли кто-нибудь, кто не сокрушался?

А немного спустя, в начале июня, перетряхивали зимнее платье и нашли те семьсот рё, только в другом месте: обнаружились они, по слухам, в куруманагамоти.

– К каждой вещи внимание нужно! – так говаривал один мудрый дед, ныне уже покойный.

Пословица гласит: «Кто ни о чем не ведает – подобен Будде».

О-Нацу не знала о смерти Сэйдзюро и все волновалась за него, но вот однажды деревенские ребятишки пробежали друг за дружкой мимо дома, распевая: «Раз убили Сэйдзюро – убейте и О-Нацу!..»

Услышав эту песенку, О-Нацу встревожилась и обратилась с вопросом к своей кормилице, но та не решилась ответить ей и только заплакала.

Так значит, это правда! И рассудок О-Нацу помутился. Она выбежала из дому, замешалась в толпу ребятишек и первая подхватила: «…Что ей жить, томясь о нем!..»

Жаль было смотреть на нее. Люди всячески утешали ее, пытались остановить, но напрасно.

А потом слезы градом посыпались из ее глаз, но она сейчас же дико захохотала, выкрикивая: «Вон тот прохожий – не Сэйдзюро? Шляпа похожа, совсем похожа… камышовая шляпа его… Я-хан-ха-ха…»

Ее прекрасное лицо исказилось, волосы растрепались. В безумии она отправилась по дороге куда глаза глядят. Раз она зашла в горную деревушку и, застигнутая ночью, уснула прямо под открытым небом. Прислужницы, следовавшие за ней, тоже одна за другой теряли рассудок, в конце концов все они сошли с ума.

Между тем друзья Сэйдзюро решили: пусть останется хоть память о нем.

И вот они смыли кровь с травы и расчистили землю на месте казни, а в знак того, что здесь зарыто его тело, посадили сосну и дуб. И стало известно всем, что это могила Сэйдзюро.

Да, если есть в мире что-либо, достойное жалости, то именно это.

О-Нацу каждую ночь приходила сюда и молилась о душе возлюбленного. Наверное, в это время она видела пред собой Сэйдзюро таким, каким он был прежде. Так шли дни, и вот, когда настал сотый день, О-Нацу, сидя на покрытой росой могиле, вытащила свой кинжальчик-амулет… еле-еле удержали ее.