– Как здоровье? – приветливо спросила она и, достав из левого рукава обернутый листьями лотоса кусок маринованной дыни, приготовленной так, как это делают в Наре, положила его на вязанку топлива. – Принесу еще и сои, – молвила она и хотела уже удалиться, но бабка, остановив ее, сказала:

– Я тут из-за тебя нежданно-негаданно чуть жизни не лишилась. Своей дочки у меня нет, так вот, когда умру, ты уж отслужи по мне панихиду.

Она достала со дна корзины, плетенной из китайской конопли, пару лиловых замшевых таби с красными шнурками и заплатанный мешочек для четок. В мешочке лежало разводное письмо – еще тех времен, когда муж разводился с ней. Письмо бабка выбросила, а мешочек и таби подала О-Сэн со словами: «Возьми на память!»

Женское сердце доверчиво. О-Сэн приняла все это за чистую монету и залилась слезами.

– Если есть человек, который вздыхает обо мне, почему же он не попросит тебя, такую опытную в этих делах? – говорила она. – Поведал бы, что у него на уме, и, может быть, все вышло бы к лучшему.

«Вот удобный момент!» – подумала бабка и рассказала О-Сэн всю историю.

– Что уж теперь скрывать? – сказала она. – Проходу не дает мне этот человек своими просьбами, и как мне его жаль – выразить невозможно. Чувства его, видно, глубокие, и, если ты оттолкнешь его, он другую не полюбит.

И так искусно работал ее язычок, – ведь она его навострила за долгие годы, – что мысли О-Сэн невольно обратились к этому человеку, и, охваченная любовным смятением, она заявила:

– Сведи меня с ним, когда хочешь!

Обрадованная бабка тут же закрепила сговор.

– Я уж смекнула, где лучше всего устроить свидание, – шепнула она О-Сэн. – Как пойдешь украдкой в одиннадцатый день августа на богомолье в Исэ, вот по дороге и заключим условие с ним. Совет да любовь вам на долгие годы! Как познакомишься поближе, он тебе не покажется противным. Мужчина видный…

Так она говорила, чтобы увлечь О-Сэн, и та, еще не увидев суженого, уже влюбилась в него.

– А писать он умеет? Прическу какую носит? Уж не согнута ли у него спина – ведь он ремесленник! Как выйдем, в тот же день к полудню остановимся либо в Морикути, либо в Хиракате, раздобудем футон да и заляжем спать пораньше…

Пока они совещались, перескакивая с одного на другое, послышался голос служанки Кумэ: «О-Сэн-доно! Тебя зовут!» И О-Сэн убежала, бросив на прощание:

– Значит, в одиннадцатый день!..

Еще с вечера хозяйка наказала:

– Теперь пора цветения асагао – лучше всего любоваться ими утром, пока прохладно. Размести сиденья за домом у ограды, постели ковры – те, что с узором из цветов, приготовь рисовые пирожки в коробках. Не забудь зубочистки и чайники с чаем. Помни, что около шести утра будет совершаться омовение! Сделаем прическу мицуори, а накидку достань ту, что с широкими рукавами, на персиковой подкладке… пояс – атласный, мышиного цвета, узорчатый, двойной ширины, с белыми гербами.

Не упустила ничего – ведь придут посмотреть и с соседних улиц. У слуг чтобы не было заплат на одежде. В Тэндзинбаси к младшей сестре к тому часу, когда она обычно встает от сна, велела послать навстречу паланкин.

Все это хозяйка поручила О-Сэн, а сама изволила забраться под просторный полог. И до той минуты, пока она не заснула под звон колокольчиков, что по углам сетки, слуги по очереди махали веерами, навевая на нее прохладу.

Устраивается любование цветами в собственном саду, и такая суматоха! Поистине, суетность нынешних женщин безгранична.

А хозяин еще больший мот: что ни день посещает какую-нибудь гетеру – либо Нокадзи из Симабары, либо Огино из Симмати.