Но она продолжала меня расспрашивать. Тогда я рассказала ей, что чувствовала в детстве, видя, как забивают коров и овец, и как сильно это на меня повлияло. Как я всегда любила животных и как заметила, что коровы мычат иначе, когда знают, что скоро умрут. Эти звуки, полные ужаса и паники, преследуют меня до сих пор.

Этого оказалось достаточно. Агнес немедленно заявила, что становится вегетарианкой. «Приплыли, – подумала я. – Как я объясню это ее родным?» Вскоре у меня состоялся разговор на эту тему с Биллом, а потом он провел беседу и с Агнес. Он хотел, чтобы Агнес продолжала есть мясо, но она не отступалась. Наконец, она согласилась раз в неделю есть красное мясо, раз в неделю – рыбу и еще раз – курицу. Когда у меня были выходные, ее кормила семья, так что в эти дни она тоже ела мясо.

Со временем я только укрепилась в своих взглядах на мясоедство, и теперь я бы даже не рассматривала такую работу, которая требовала бы от меня готовить мясо. Но тогда я была моложе и мягче, хотя эта часть моих обязанностей была мне ненавистна. Каждый раз, готовя мясо, я грустила, что когда-то оно было прекрасным живым существом, наделенным чувствами и правом на жизнь. Так что новая договоренность мне сразу понравилась, хоть я и считала, что рыба и курица – тоже животные.

Впрочем, оказалось, что Агнес согласилась с Биллом только для вида. Она вовсе не собиралась есть мясо в течение недели. Так что оставшиеся зимние и весенние месяцы я готовила нам вкуснейшую вегетарианскую еду – кексы с орехами, чу́дные супы, разноцветные рагу и так далее. Если бы я этого не делала, думаю, Агнес с удовольствием питалась бы одними яйцами и консервированной фасолью. В конце концов, она была англичанкой, а англичане обожают фасоль.

Снег растаял, и цветущие нарциссы объявили о приходе весны. Дни становились длиннее, небо из серого вновь стало голубым. Ферма ожила: вокруг на своих шатких тонких ножках бегали новорожденные телята. С зимовки вернулись птицы и каждый день приветствовали нас пением. Принцесса линяла еще сильнее обычного. Мы с Агнес убрали свои зимние пальто и шапки и еще пару месяцев продолжали следовать привычному графику, наслаждаясь весенним солнышком. Мы были просто две женщины из разных поколений, которые гуляют под ручку, болтают и смеются.

Но зов дальних стран становился все сильнее. Мы с Агнес с самого начала знали, что я не останусь с ней надолго. Кроме того, я скучала по Дину. Нам не хватало выходных, и мы с нетерпением ждали возможности вместе отправиться в путь. Мне начали искать замену; наше время с Агнес подходило к концу. Эти месяцы подарили мне прекрасный, ни на что не похожий опыт. Хотя изначально я согласилась на эту работу ради денег, она принесла мне немало радости.

Быть компаньонкой понравилось мне куда больше, чем разливать пиво. Было намного приятней подставлять плечо человеку, который стар и немощен, а не тому, который молод и пьян – или даже стар и пьян. Пока я работала в английском пабе на острове, мне регулярно приходилось подставлять плечо нетрезвым посетителям. Разыскивать старушкины зубы было куда приятней, чем убирать грязные пепельницы и пивные стаканы.

Мы с Дином отправились на Ближний Восток, знакомиться с поразительной культурой, совершенно не похожей на нашу (и объедаться вкуснейшей едой). Через год странствий я вернулась навестить Агнес. Мое место заняла другая австралийка, и мы с ней долго болтали после того, как Агнес уснула в своем кресле. Среди прочего она рассказала, что ее откровенно удивил первый вопрос, заданный Биллом на собеседовании. Узнав, что это был за вопрос, я расхохоталась.