Воронята не знали, что рука бесполезна против живых, и во все глаза уставились на серую кожу. Ухмылки сползли с лиц, и в Полининой груди заурчало удовлетворение. Заметив Жозефину, завернутую в видавшую виды лисью шубу, она устремилась к выходу.

Когда прибыли на Фурштатскую, перевалило за полночь. Швейцар Афанасий, отложив нон-фикшн о поиске внутренней гармонии, впустил загулявших жильцов и с легким подозрением покосился на незнакомку: Ипполита Аркадьевича и Полину он знал давно, а эту юную особу, явно попрыгунью-стрекозу, видел впервые.

– Спасибо, Афанасий. – Полина сунула швейцару банкноту.

Хозяева и гостья зашли в лифт, задвинули решетку и поехали на верхний этаж.

– У вас, как это называется, консьерж? Да еще в ливрее. Никогда такого не видела. – Жозефина стиснула клатч.

– Лучше всяких камер наблюдения, – сказал Ипполит Аркадьевич. – Хотя они тоже есть.

– Чудный дом, – отметила артистка, а когда зашли в гостиную и расселись вокруг коробки, добавила: – Чудная квартира. – Жозефина говорила сухо, будто думала о чем-то другом, важном и неприятном.

– Мы переехали сюда недавно, – зачем-то соврала Полина. – Еще не обжились. Если хотите, заварю вам чаю.

– Сами заварите? – Она цокнула языком. – Не хотите будить слуг?

– У нас только приходящая горничная. – Проведя по коробке, Ипполит Аркадьевич с ухмылкой показал серые пальцы. – Редко приходящая.

– Так что насчет перчатки? – Жозефина бросила взгляд на алую ткань.

– Так что насчет чая? – повторила Полина. – Есть черный и зеленый с жасмином. Или лучше кофе? Или… у нас, должно быть, есть шампанское… – Полина вопросительно посмотрела на опекуна.

– Джин. Водка. Конфеты, – перечислил тот.

Жозефина пробежала пальцами по клатчу, будто сыграла allegro molto, и случайно задела застежку. Сумочка бесшумно открылась.

– Благодарю, но давайте к делу.

– Что ж. – Полина наморщила лоб: с чего лучше начать? – Мы…

– Не к вашему делу, – оборвала Жозефина, и в руке у нее блеснул маленький пистолет. – К моему.

Ипполит Аркадьевич грязно ругнулся.

– Вы хотите нас ограбить? – Удивление, смешанное с разочарованием, сдавило Полине горло.

– Что ты, я просто хочу забрать ваши конфеты и водку, – ухмыльнулась Жозефина. – Хотя постой-ка. Нет, я все-таки предпочитаю деньги и драгоценности. Тащи, дядя, все, что есть. – Она с ледяной наглостью уставилась на Ипполита Аркадьевича.

– У нас коробка вместо стола, не видишь? – Он не двинулся с места. – С нас нечего взять.

– С вас? С губернаторских шавок? Ну коне-ечно, – протянула Жозефина. – У таких, как вы, всегда полно черного нала. Тащи все, что есть, повторяю в последний раз.

– Тебе отсюда не уйти. Афанасий не выпустит. Наши гости приходят и уходят только по предварительному звонку. А уж если выстрелишь…

– Не беспокойся за меня, – перебила Жозефина. – Я уйду незамеченной, как тень. Даже если выстрелю. Даже если выстрелю два раза. – Она взглянула на Полину. – Хотя тебя будет жалко, ты симпатичная.

– Вы что-то не поделили с Губернатором? – спросила Полина, приказав себе немедленно выкинуть из головы несвоевременный комплимент.

Глаза Жозефины полыхнули, и она слегка прищурилась, будто пытаясь скрыть злое антрацитовое пламя.

– Мы можем уладить это, – подхватил Ипполит Аркадьевич. – Долги. Невыполненные обязательства. Все что угодно. Договоримся.

– Такое улаживают только одним способом. – Жозефина качнула пистолетом.

– Мы не работаем на Губернатора в том смысле, в котором вы подумали. – Полина, ухватившись за кончики перчатки, медленно потянула ее с руки; Ипполит Аркадьевич предостерегающе качнул головой. – Вы хотели узнать, почему только на левой. Взгляните.