Подходящая пара. Звучит как-то уж очень прагматично, приземленно, неромантично. Впрочем, наши отношения никогда нельзя было назвать великой историей любви. Но и нельзя было обвинить нас в том, что в последний раз мы занимались сексом еще в период президентства Клинтона. Любовная близость была. Но еще до того, как Дэн потерял работу и стал отдаляться от меня, из наших сексуальных отношений исчезла страстность, мы больше не ощущали безудержного влечения друг к другу, которое так долго подпитывало нашу взаимную привязанность. Когда мы с Дэном познакомились, он производил впечатление человека надежного, уравновешенного, собранного, наделенного чувством ответственности, и эти качества привлекали (во всяком случае, меня). По характеру он сильно отличался от мужчины, который был до него…

Нет, не хочу думать о том… о нем… сегодня. Хотя, говоря честно, я думаю о нем каждый божий день. Особенно часто в последние два года, когда я стала понимать…

Стоп.

Я остановилась.

Стоп.

Что-то теряешь, что-то сам выбираешь.

Разве не так поется в какой-то песенке? Или как однажды заметил мой отец, мимоходом, в день своего семидесятилетия, выпавшего на выходные: «Жизнь – это вечная борьба с сожалением».

Значит, вот та цена, которую мы платим за возможность находиться на этой земле: раз за разом мы убеждаемся, что не оправдали собственных надежд? Что нас вполне устраивает спокойное существование?

Стоп.

Сегодняшнее утро мне четко продемонстрировало, во что превратился наш брак. Как всегда, в шесть прозвенел будильник. Дэн, сонный, потянулся ко мне. Я, хоть еще и не совсем проснулась, обрадовалась, почувствовав, как он обнял меня, стал задирать на мне длинную мужскую рубашку, в которой я всегда ложусь спать. Но потом, даже не пытаясь быть нежным, он взобрался на меня, целуя мой пересохший рот, овладел мною с грубой настойчивостью, через несколько мгновений тихо застонал, достигнув оргазма, скатился на постель и лег ко мне спиной. Когда я спросила, что его беспокоит, он, не поворачиваясь, нащупал мою руку.

– Ты можешь объяснить, что с тобой? – не унималась я.

– А что? – вопросом на вопрос ответил он, убирая с моей руки свою ладонь.

– Просто ты какой-то… встревоженный.

– Значит, по-твоему, я встревоженный?

– Не злись.

– Какой-то встревоженный. Это, конечно, не критика, да?

– Дэн, прошу тебя. Ты в своем уме?

– Вот видишь! Видишь! – взорвался он, вскакивая с кровати и направляясь в ванную. – И ты еще утверждаешь, что не критикуешь меня. А это что такое? Что бы я ни сделал, все тебе не так, все. Неудивительно…

Потом он вдруг сник и заплакал, пытаясь сдержать тихие сдавленные всхлипы. В мгновение ока я была на ногах, бросилась к нему, раскрыв объятия. Но он мимо меня пронесся в ванную и со стуком захлопнул за собой дверь. Слыша, что он продолжает плакать, я постучалась и сказала:

– Дэн, открой, прошу тебя…

Он открутил краны, и вода заглушила остальные мои слова.

Позволь помочь тебе. Позволь быть рядом с тобой. Открой…

Из ванной доносился шум льющейся в раковину воды. Я вернулась в постель и очень долго сидела там, думала, все думала. Отчаяние струилось по моим сосудам, как химический краситель, который я каждый день впрыскиваю пациентам для выявления злокачественных новообразований.

Может, и во мне появилось что-то злокачественное? Раковая опухоль своего рода. Рак несчастья, развившийся вследствие неудавшейся карьеры и теперь метастазирующий во многих незаметных направлениях…

Вода в ванной все шумела. Я встала, подошла к двери, прислушалась: все плачет при открытых кранах? Только шум льющейся воды. Я глянула на часы: 6.18. Пора будить Салли, если только она сама уже не проснулась от нашего крика. Салли внешне никогда не показывала своих переживаний. Несколько недель назад, оказавшись поблизости в тот момент, когда мы с Дэном ругались, она лишь бросила развязно: «Здорово, что я родилась в такой счастливой семье».