Птица села на край скалы в паре шагов от меня, и поднятая ею волна горячего воздуха и песка ударила меня по лицу, заставив зажмуриться. Прикрыв глаза ладонью, я пытался сквозь пальцы рассмотреть крылатое создание, а заодно раздумывал: стоит ли мне убегать или хотя бы схватить свой посох?

Но птица не выказывала агрессивности. Она намного превосходила меня размером и была так же прекрасна, как и опасна. У нее были перламутровые перья на груди и более темные, цвета закаленного металла, на спине и крыльях. Ее клюв выразительно загибался, точно абордажный крюк, а затылок венчала грива из перьев.

Птица склонила голову набок, тоже меня изучая. Ее черные глаза, две круглые виноградины, смотрели на меня внимательно и чересчур разумно для птицы. Наконец не выдержав, я благоговейно спросил:

– Ты, должно быть, феникс?

Мелкие искорки и дымные завитки все еще струшивались пеплом с ее крыльев. Птица величаво раскрыла клюв и скрипучим басом ответила:

– Нет. Я – гарпия, однако многие зовут меня именно так.

– И ты не собираешься меня есть? – я с содроганием взглянул на ее хищный клюв.

Птица царапающе рассмеялась, будто когтями по стеклу полоснули.

– А ты вкусный?

– Думаю, да, – честно признался я, – но я пока еще не готов отправиться в Последний город, хотя когда-нибудь, безусловно, туда попаду. В данный момент я бы хотел просто уйти из этой пустыни.

– Уйти? Куда? – разговаривая, птица постоянно крутила головой.

– Куда угодно, – я махнул рукой в сторону обрыва, – я – странник. Мне нужно вперед.

– Если хочешь, я могу отнести тебя в мой родной город, – сказала гарпия, клацнув клювом, и на какое-то время ее глаза прикрылись полупрозрачными матовыми веками, будто птица смаковала воспоминаниями, – ты наверняка никогда не бывал в городе птиц.

– Город птиц? – повторил я задумчиво. – Я слышал о городе, куда улетают все птицы, когда наступает зима.

– Все верно, – кивнула гарпия, – я лечу как раз туда и могу тебе помочь. Но за дальнейшее я не ручаюсь.

Ее ответ не внушал оптимизма, но у меня был мой посох, а еще юность и свойственное ей безрассудство, поэтому я согласился. Тогда гарпия стала ко мне боком, подставив покатую спину, и я вновь поразился красоте ее оперения, которое напоминало металл, только вынутый из горнила и облитый ледяной водой. В лучах солнца по нему полосой прокатывалось сияние.

Я сел поудобнее (насколько это было возможно) и обнял птицу за шею, а гарпия, прижав хохолок, разбежалась и вдруг сорвалась вниз с обрыва. У меня перехватило дух – в тот момент я решил, что мой феникс все же решил нырнуть в самое пекло… но падение плавно перешло в парение, и мы уверенно полетели сквозь дымную завесу.

Искры покусывали мне стопы, и я весь взмок; сквозь черную стену дыма ничего не было видно. Однако мы поднимались все выше и выше; вскоре дымящая бездна осталась далеко внизу, я не видел даже пустыни – нас окружало лишь небо, небо без конца и края, разлитая над миром синь, и мы скользили по ней, как лодка по глади спокойного озера.

Мы летели даже выше облаков, и воздух начал потрескивать от наполняющих его ледяных кристалликов, а над нашими головами уже маячила чернильная бездна космоса. Так высоко не залетали даже самолеты, и на меня начала накатывать гипоксия. Гарпию же, казалось, все это ничуть не волновало. Она летела все вперед и вперед. Не знаю, сколько прошло времени; я не особо смотрел по сторонам, но вдруг заметил маячившее в бескрайней сини крохотное темное пятнышко. Оно приближалось и росло, пока не обрело узнаваемые очертания – это был остров.