– А где Элишка?

– Появится. Как только я доскажу свою сагу. Мы оперировали и после мая сорок пятого года. С армией пришло много раненых русских, их мы тоже оперировали, пока Красная армия строила свой лазарет. Помню одного подполковника с раздробленной рукой, он подорвался на ручной гранате. Наша медсестра дала ему свою кровь и заразилась тифом. К счастью, выжила.

Послышались шаги откуда-то сверху – я не заметила, что в комнате была лестница на второй этаж. По ступенькам медленно и плавно сходила пожилая женщина в брючках и оранжевом свитере, вокруг головы вился редкий пушок, на некогда точеных пальцах, подпорченных артритом, сверкали тяжелые перстни.

– Элишка, это Лена, гостья из Москвы, – представил меня доктор Шпрингер. – Помочь накрыть на стол?

– Обед запаздывает на двадцать минут, – сказала она и взглянула на лепку.

Царственная улыбка озарила лицо с тонкими чертами.

– Эрих, вылитый, особенно поза! – всплеснула руками Элишка. – Ты видел?

– Нет, пока что я служу моделью и кормлю скульпторшу кошмарами.

– Но к чему ей твои кошмары?

– Она за этим приехала, а я угождаю дамам, – доктор Шпрингер смежил веки и принял исходную позу. – Собственно, мы дошли до сорок пятого года, так что хронологически я перед вами отчитался.

– Я еще не долепила.

– Тогда задавайте вопросы.

– Проверю утку, – сказала Элишка и плавно удалилась.

– Она об этом слышать не может, признаться, я тоже, – тяжело вздохнул доктор Шпрингер, – но говорить могу. Спрашивайте.

– Кто вам подарил Пьеро и лошадку?

– Пьеро – супруга Кина. Он изменял ей с юной красавицей, а она шила игрушки по его рисункам. Лошадку сшила жена Фритты. Потом была эта история с делом художников, Фритту, его жену и их маленького сына отправили в Малую крепость, жена умерла, Фритта погиб в Освенциме, а мальчик выжил. Из любовного треугольника Кина осталась в живых его любовница. Кин отмолил ее у Мурмельштейна7. Был выбор – или он и вся его семья, включая родителей с двух сторон, или она. Античная трагедия.

– Зачем они дарили вам игрушки?

– В благодарность за помощь. Сам я рядовые операции не производил, но мог хранить тайну и вверять пациенток в надежные руки. Понимаете, мы были молоды, нам так хотелось жить… Мы ничего не знали про газовые камеры и при этом страшно боялись транспортов. Человеку свойственно бояться неизвестности. Но если бы мы знали наперед, что нас ждет, никто вообще бы не выжил…

– Почему?

– Безнадежность убивает.

– Но, может быть, зная, люди бы восстали?

– Шутить изволите? – доктор Шпрингер приподнялся на локтях.

– Но были же восстания в Варшаве, в Треблинке, в Собиборе, в рижском гетто… Чем отличается Терезин?

– Действительно, чем? Как-то я никогда на эту тему не задумывался. Ну вот вам пример. Весной сорок четвертого, когда Терезин готовили к визиту представителей Красного Креста, туда просочился один еврей, который удрал из Освенцима…

– Как его звали?

– Славек Ледерер, бывший офицер чехословацкой армии. Зимой сорок третьего его в наказание за курение отправили из Терезина в Освенцим, а весной сорок четвертого он совершил оттуда побег в эсэсовском мундире, добрался до Праги, а потом к нам, уже в цивильной одежде.

– А как можно проникнуть в Терезин?

– Подкупить жандарма. Дело это рисковое. Но для человека, сумевшего сбежать из Освенцима… Первым, кому он рассказал о газовых камерах, был раби Лео Бек8. Тот счел Славека сумасшедшим, но, как член совета старейшин, привел его в кабинет к высшему начальству. Был вынесен вердикт: во избежание паники эта информация должна храниться в строгой тайне.