Конечно же, не нужна, какая там Африка! Слова Исаковского на музыку положены Блантером.

И еще об одном романе, суть которого можно вполне выразить известными словами: «Ибо сильна, как смерть, любовь». Вот именно: как смерть.

Роман евреев с Германией достиг своего апогея в двадцатых годах XX века. Несколько цифр: в эти годы число смешанных браков с коренным населением достигает сорока пяти процентов. С 1921 года до 1935 активно действует Союз национал-немецких евреев, выступавший на стороне нацистов, разделяя все ценности этой идеологии (за исключением, естественно, одной – мизерной, в сущности, в результате недоразумения…).

Можно сказать, что евреи в Германии появились раньше самих немцев – в IV веке они пришли сюда вместе с римскими легионерами и прилепились к этой земле. Слепотой, вызванной горячей привязанностью, они страдали издавна. Во время Первого крестового похода французские евреи, ставшие жертвой погромов, предупреждают своих немецких соплеменников об опасности, связанной с продвижением крестоносцев через Германию. «Спасибо, – отвечают немецкие евреи, – но с нами этого не случится». Эту свою глубокую веру они пронесут через века, вплоть до печей Майданека, Треблинки, Освенцима.

Немецкие евреи говорили на своем языке. Этот язык, на котором говорили не только они, но затем евреи всей Восточной Европы, отличался от всех других языков, на которых общались евреи в изгнании. И не только тем, что его основой был средневековый немецкий. Он отличался тем, что был единственным, который евреи называли еврейским – идиш. Это удивительный язык, который трогает сердца даже тех, кто, нам подобно, знает на нем полтора-два слова. Как в свое время отметил Ломоносов, у каждого языка есть своя сфера приложения: на испанском с Богом хорошо говорить, на французском – с дамами любезничать, на немецком – ругаться, русский же ко всему пригоден. Поскольку про идиш, равно как про иврит, Ломоносов не написал, мы хотим дополнить наблюдения мэтра российской науки и словесности. Так вот, иврит, как всем совершенно очевидно, – официальный язык Господа Бога. На нем Он диктовал Моисею заповеди, на нем Он говорил с пророками, на нем поносил сынов Израилевых и порой жалел их. Все это Он делает на иврите. Но смеется и плачет Господь на идише…

Роман, бурно расцветший в XX веке, зарождается в первой половине века XIX. Его приметы изрядно схожи с развитием русского романа. Так, дружок Лессинга (и даже прототип главного героя его пьесы «Натан Мудрый»), знаменитый философ Моисей Мендельсон (дед Феликса Мендельсона, композитора), пеняет королю прусскому Фридриху II за «нелюбовь к немецкому языку».

В XIX веке Гейне из своего парижского далека пишет: «О, Германия, возлюбленная моя недостижимая, моя любовь…» И тяжеловесным эхом звучат в XX веке слова Зигмунда Фрейда: «Все мое либидо принадлежит Австро-Венгрии».

Да, именно в Германии (Австро-Венгрия – часть немецкоязычного мира) были написаны основные главы еврейской истории в диаспоре. Именно здесь евреи стали европейским народом. И здесь они (чего не было в других местах) участвовали в создании нации, верными сынами которой себя считали: «Мы немцы Моисеева закона».

XIX век – это обилие еврейских салонов, ставших заметным явлением немецкой культуры. Приведем в пример берлинский салон Рахель Левин. Именно здесь зародился культ Гете. Сюда за честь считали быть приглашенными принцы и дипломаты, поэты и ученые, музыканты и философы. «Великой акушеркой немецкого духа» называли эту женщину. И снова эхом в XX веке звучат слова Томаса Манна: «В еврействе я ощущаю тот же самый артистически романтический дух, который составляет суть немецкого духа…»