Когда кузнецы закончили свою работу, стражники перерезали верёвки, и Гулливер поднялся во весь рост.

– О-о-о! – завопили лилипуты. – Куинбус Флестрин! Куинбус Флестрин!

На лилипутском языке это означало: «Человек-Гора! Человек-Гора!»

Для начала Гулливер внимательно посмотрел себе под ноги, чтобы кого-нибудь не раздавить, и только затем поднял глаза и огляделся.

Наш путешественник побывал во многих странах, но такой красоты не видал нигде. Леса и поля здесь были похожи на лоскутное одеяло, луга и сады напоминали цветущие клумбы. Реки извивались серебристыми ленточками, а расположенный неподалёку город казался игрушечным.

Между тем у ног великана кипела жизнь. Здесь собралась чуть ли не вся столица. Уже не сдерживаемые стражниками горожане сновали между его башмаками, трогали пряжки, стучали по каблукам – и все, конечно, задирали головы, роняя шапки и не переставая изумлённо ахать.

Мальчишки наперебой спорили, кто добросит камень до носа великана. А люди серьёзные рассуждали, откуда могло появиться такое существо.

– В одной древней книге сказано, – сообщил бородатый учёный, – что много веков назад на сушу выбросило гигантское страшилище. Полагаю, что Куинбус Флестрин тоже вынырнул из глубины океана.

– Но если так, – возразил ему другой бородач, – то где же у него плавники и жабры? Нет, скорее уж Человек-Гора спустился к нам с Луны.

Даже самые образованные здешние мудрецы ничего не знали о других землях и потому считали, что везде живут одни лилипуты.

Во всяком случае, сколько они не качали головами и не теребили бороды, к общему мнению им придти не удалось.

Но вот вооружённые всадники снова начали разгонять толпу.

– Пеплам селян! Пеплам селян! – вскрикивали они.

На площадь выкатилась золочёная шкатулка на колёсах, запряжённая четвёркой белых лошадей.

Рядом тоже на белом коне ехал человечек в золотом шлеме с пером. Он подскакал к самому башмаку Гулливера и поднял коня на дыбы. Тот испуганно дёрнулся, увидев великана, захрапел и чуть не сбросил седока. Но подбежавшие стражники взяли коня под уздцы и отвели в сторону.

Всадником на белом коне был не кто иной как император Лилипутии, а в карете сидела императрица.

Четыре пажа развернули бархатный ковёр размером с дамский платочек, установили на нём позолоченное кресло и распахнули дверцы кареты. Императрица сошла на ковёр и уселась в кресло, а вокруг неё на приготовленные скамеечки, расправив платья, уселись придворные дамы.

Вся многочисленная свита была так разряжена, что площадь стала напоминать расшитую замысловатым узором цветастую восточную шаль.

Между тем император сошёл со своего коня и в сопровождении телохранителей обошёл несколько раз вокруг ног Гулливера.

Из почтения к главе государства, а также с тем, чтобы получше его рассмотреть, Гулливер прилёг на бок.

Его императорское величество был выше своих приближённых на целый ноготь и, по-видимому, считался в Лилипутии очень высоким человеком.

Он был одет в пёструю мантию, а в руке держал обнажённую шпагу, похожую на зубочистку. Ножны её были усыпаны бриллиантами.

Император поднял голову и что-то произнёс.

Гулливер догадался, что его о чём-то спрашивают и на всякий случай вкратце сообщил, кто он и откуда. Но его величество только пожал плечами.

Тогда путешественник повторил то же самое по-голландски, по-гречески, по-латыни, по-французски, по-испански, по-итальянски и по-турецки.

Однако правителю Лилипутии эти языки были, как видно, незнакомы. Всё же он благосклонно кивнул гостю, вскочил на поданного ему коня и поскакал назад во дворец. А за ним отбыла императрица в золотой карете вместе со всей свитой.