всего Нью-Йорка. Для осуществления этой мечты нужно было прикарманить морской терминал Южного Бруклина, но руководство портом находилось в руках его главного соперника и давнего врага – Винченцо Томмазини, возглавлявшего сицилийскую «семью» выходцев из провинции Кальтаниссетта. Надо заметить, что Моретти арендовал пакгаузы у дальней пристани и там начал потихоньку принимать контрабандный ром. Но это были кошкины слёзы по сравнению с требуемыми объёмами качественного алкоголя, потому что народ начинал постепенно отказываться от «муншайна». Поразмыслив, Моретти решил использовать уже опробованную тактику при создании сети подпольных баров. И если для открытия Speakeasy он отыскивал любые пустующие помещения на Манхэттене и тут же арендовал их, шагая от улицы к улице, то в порту он принялся устраивать своих людей на любые должности, от бригадира грузчиков, крановщиков до начальников таможенных смен. Многие, получая от «семьи» Моретти солидную добавку к жалованью, не подозревали, что их коллеги тоже служат выходцам из Катании верой и правдой за нелишние тридцать или пятьдесят дополнительных долларов в месяц. Единственное, что не удалось дону, – это подкуп лидера тред-юниона докеров Нью-Йоркского порта. Но Мэтью Хилл лежал в морге, а трое из пяти профсоюзных боссов уже «присягнули» Моретти, приняв тонкие, но ценные газетные свёртки с грэндами[18], пообещав проголосовать за кандидатуру Фрэнка Лесли на выборах председателя.

Раздался стук в дверь, и в комнату вошёл высокий итальянец с крючковатым носом, неестественно длинными, как у шимпанзе, руками и тяжёлым, почти немигающим взглядом. Худое, выбритое до синевы лицо сливалось с такого же цвета сорочкой. Тёмный галстук. Чёрные туфли. Иной мог принять ежедневное обличье Марио Эспозито – сотто капо (Sotto Capo)[19] – за траурный наряд. Но нет. Это был ежедневный образ второго человека в «семье», пришедшего на утренний доклад. Дону иногда казалось, что своим видом он призывал себе на помощь дьявола.

– Доброе утро, ваша милость.

– Послушай, Марио, я ведь просил не называть меня так. Ты же не какой-то там стрелок[20]. Ты – мой заместитель. Меня устраивает и американское «босс».

– Да, босс.

– Садись. Я не люблю, когда ты смотришь на меня сверху. Кстати, как там поживает наш новоявленный киллер?

– Спокоен, как бегемот, – умащиваясь на стул, хмыкнул Эспозито. – Рассказал об убийстве Хилла как о прогулке в булочную.

– Так ведь он два года в Европе только этим и занимался. Надо принять его в солдаты и заплатить премию. Дай ему триста долларов. Пусть парень погуляет. И жалованье на первых порах тоже триста. Не надо баловать, а то обленятся и забудут, что деньги зарабатываются главным образом кровью. Пусть ходит под началом Сумасшедшего Чарли. Он у нас самый авторитетный капо[21].

– Хорошо, босс.

Дон Моретти потёр лицо ладонями, откинулся на спинку кресла и спросил:

– Как идут дела с виски, арестованным властями ещё в январе? Когда наконец ты его спишешь на бой?

– Двести пятьдесят пять ящиков на бой никак не выйдет, босс, – вздохнул Эспозито. – Это невозможно.

– Хорошо. Тогда вывези виски, оставь несколько ящиков с пустыми бутылками и сожги склад. Я не могу допустить, чтобы Томмазини заработал двести пятьдесят тысяч кусков. А если он разбавит виски четырежды – а он так и сделает, – то получится приличный куш – галыш![22] Чуешь?

– Пока не удаётся выбить разрешение на «утилизацию» груза как товара ненадлежащего качества. Мешает один белый воротничок. Прикидывается честным.