– А что в письме?

– Понятия не имею. Судя по всему, он сунул его себе в карман.

– А виски?

– На журнальном столике.

– Позволите мне взять с собой бутылку?

– Зачем она вам? Если бы в ней был, допустим, цианистый калий, у него бы пена на губах выступила. Но доктора говорят о болезни сердца. А впрочем, – он выпустил дым, – можете забирать. Мне не жалко. Виски там почти не осталось.

– Благодарю вас, инспектор, – проронил Ардашев и поднялся. Пожалуй, завтра мы наведаемся в больницу к мистеру Баркли.

– Дело ваше. Я доложу начальству, что никакой уголовщиной здесь не пахнет. В Америке у него, может, и есть проблемы, но не в Праге. Поэтому меня мало интересуют душещипательные истории этого миллионера.

– Откуда вы взяли, что он миллионер? – встрял в разговор Войта.

– Ворона прилетела со Староместской ратуши и накаркала! – полицейский повернулся к Климу Пантелеевичу и выговорил раздражённо: – Иногда ваш подопечный меня удивляет, задавая детские вопросы. Любому понятно, что Баркли богат как Крез, если остановился в самом дорогом отеле столицы Чехословакии. Но он и скряга знатный: поселил троих подчинённых в одной из самых дешёвых гостиниц Праги – в «Золотом Гусе», что в Кобылисах[8]. К тому же, переводчица проболталась, что у него золотой счёт в «Легиа-банке» и он у них почётный клиент.

– Ясно, – Ардашев улыбнулся и сказал: – Замечу лишь, что этот, как вы изволили выразиться, «мой подопечный», знаком со мною немногим более года. А всю сознательную жизнь сыскного агента он провёл с вами. И, как я понимаю, благодаря этому, многому от вас научился и даже кое-что перенял.

– Вот-вот, – поддакнул Войта, – всё плохое у меня от бывшего начальничка. Поэтому и не женюсь никак.

– Нет, просто дамы видят твою гнилую душонку, – съязвил инспектор.

Вацлав махнул рукой, как саблей, и сказал:

– Всё! В «Три дикаря» больше с вами не ногой!

– Ага! – хохотнул Яновиц. – Зарекался козёл в огород не ходить. Да кроме меня и господина Ардашева ни один порядочный человек с тобой в портерную не сунется. Только мы тебя и терпим.

Не обращая внимания на перепалку старых знакомых, Клим Пантелеевич изрёк:

– Сдаётся мне, что в деле мистера Баркли нам мы отыщем не один скелет в шкафу. Даст Бог, разберёмся. Честь имею, инспектор.

– Всего доброго.

Уже на улице Войта осведомился:

– Что же за письмецо получил Баркли? Неужто из Америки?

– Всё может быть. Если помните, он нам так и не показал четвёртое послание Морлока.

– Да, похоже, насчёт тёмных сторон жизни Баркли вы правы.

– Посмотрим. Ловите таксомотор или извозчика. Едем в контору. Я хочу проверить содержимое этой бутылки.

Когда Ардашев, скрипнув дверью, вышел из лаборатории. Войта, ожидавший начальника за своим столом, тотчас же подскочил и направился в его кабинет.

– И что там было?

– В бутылке содержится примесь сульфата морфия. Войдя в соединение с алкоголем, он образует симптомы, сходные с сердечной недостаточностью и может привести к смерти. Всё зависит от концентрации.

– Неужели Морлок – один из трёх его подчинённых? На эту смуглую лапочку даже думать не хочется, так уж она прелестна. Ну и помощник тоже не производит впечатление убийцы. А вот историк – сам себе на уме.

– Первое впечатление часто бывает обманчиво, друг мой. Вы это знаете не хуже меня. Давайте не будем гадать, а лучше с утра наведаемся к мистеру Баркли и хорошенько его расспросим.

– Не спорю.

– Тогда пора отдыхать.

– День был длинный, как хвост удава.

– Сегодняшних событий хватило бы и на неделю. До завтра, Вацлав.

– До завтра, шеф.

– Я закрою контору и подышу воздухом.