При этом он взглянул на меня так, что я похолодел. Поспешно наклонившись к растениям, я сказал:

– Спасибо!

Он удовлетворенно засмеялся.

Побродив по пустыне еще час, мы повернули к его дому. Вскоре я отстал, и дону Хуану пришлось меня подождать. Он проверил мои руки; пальцев я не подгибал. Он сказал, что либо я буду за ним наблюдать и во всем подражать ему, либо он больше никогда не возьмет меня с собой.

– Ты не маленький, и я не собираюсь всякий раз тебя дожидаться, – отчитал он меня.

Эта фраза смутила меня и повергла в недоумение. Как могло случиться, что старик ходит быстрее меня? Мне всегда казалось, что я сложен атлетически и достаточно силен, однако я на самом деле не мог за ним угнаться.

Я согнул пальцы и с удивлением обнаружил, что без особых усилий могу выдерживать тот бешеный темп, который задавал дон Хуан. Я даже почувствовал, что руки сами тянут меня вперед.

Настроение поднялось, и я беззаботно шагал рядом с этим странным индейцем, чувствуя себя почти счастливым. Я попросил его показать мне, где здесь растет пейот. Он лишь взглянул на меня и не сказал ни слова.

Среда, 25 января 1961

– Ты когда-нибудь расскажешь мне о пейоте? – спросил я.

Вместо ответа он снова взглянул на меня как на ненормального.

Я уже не раз заговаривал с ним на эту тему, но он только хмурился и качал головой. В этом жесте не было прямого отказа, скорее саркастическое недоумение.

Мы сидели на земле у порога. Вдруг дон Хуан резко встал. Едва заметно кивнув, он предложил мне идти за ним.

Мы направились на юг и углубились в пустынный чапараль. По пути он повторял, что я должен ясно понять бесполезность чувства собственной важности и личной истории.

– Твои друзья, – сказал он, резко повернувшись ко мне, – которые давно тебя знают, – от них нужно уйти, причем как можно скорее.

Я подумал, что он до идиотизма настойчивый псих, но промолчал. Он пристально посмотрел на меня и начал смеяться. Наконец он остановился. Только я собрался присесть, как дон Хуан велел мне пройти еще ярдов двадцать и громко поговорить с растениями на полянке. Я почувствовал неловкость и внутреннее сопротивление. Я был сыт по горло его странными требованиями и заявил, что не могу разговаривать с растениями, так как чувствую себя при этом ужасно глупо. На это он сказал только одно: мое чувство собственной важности поистине не имеет границ. Вдруг ему что-то пришло в голову. Он сказал, что мне не следует пытаться разговаривать с растениями до тех пор, пока это не станет получаться у меня легко и естественно.

– Ты хочешь изучать их и в то же время не желаешь ничего для этого сделать, – произнес он с укором. – Так что же тебе на самом деле нужно?

Я объяснил, что меня интересует любая информация об использовании растений, поэтому я и попросил его быть моим информатором, предложив даже плату за труды и за потраченное на меня время.

– Ты должен согласиться брать с меня деньги, – сказал я. – Так будет лучше для нас обоих – я смогу расспрашивать тебя о том, что мне нужно, а ты будешь на меня работать и за это получать деньги. Что ты об этом думаешь?

Дон Хуан взглянул на меня презрительно и, сложив губы трубочкой, издал громкий непристойный звук.

– Вот что я об этом думаю, – сказал он и истерически захохотал при виде крайнего изумления, написанного, должно быть, на моем лице.

Мне было совершенно ясно, что это – не тот человек, с которым я мог бы легко совладать. Несмотря на возраст, он был полон энергии и невероятно силен. Раньше я полагал, что он станет для меня идеальным «информатором», поскольку он очень стар. Я всегда считал, что старики являются наилучшими информаторами, поскольку не способны ни на что, кроме разговоров. Но дон Хуан не был жалким старцем. Я чувствовал, что он неуправляем и опасен. Мой друг, который нас познакомил, был прав. Дон Хуан – странный старый индеец и, хотя он был «малость не в себе», как говорил мой приятель, дело с ним обстояло еще хуже – он был сумасшедшим.