Пока жена переводила дыхание, Пьер Робийяр пригласил дочь на танец, что вернуло ему обычное хорошее расположение духа.

Но его сияющее лицо разъярило рассерженную жену ещё больше:

– Ночные горшки! Крестница! Да уж!

Руфь проскользнула в оранжерею.

– Мы скоро поедем домой, да?

– Всему своё время, дорогая. Принеси нам, пожалуйста, ещё пунша.

Она неохотно взяла у них бокалы.

– Иди же, деточка! Ступай!

Когда они остались одни, Уэсли Эванс продолжил разговор:

– Бизнес – это вложение капитала в такое предприятие, где можно заработать максимум при минимуме риска. Ах да, я забыл. Вам, как даме с более тонкой душевной организацией, грубая коммерция претит.

– Я дама, сэр. Но не глупышка.

– Итак, – он придвинулся ближе, – как вы знаете, нелегко найти капитал для расширения бизнеса. Пьер – славный парень, но, как партнёру, ему недостает – как бы поделикатнее выразиться – чутья. Вы, может, сочтёте, что это странный термин для делового человека.

– Мои капиталы находятся у мистера Хавершема под шесть процентов прироста.

– Похвально, – заверил Уэсли.

И, помолчав, добавил:

– Но можно было бы и выгоднее разместить.

У подруги Луизы Антонии Севье никогда не хватало сил отказать ей в чём бы то ни было, к тому же и очаровательная простушка, жена Джеймса О’Хары, весь вечер бросала в её сторону убийственные взгляды, и ведь, как знать, жена-то была ирландкой, с неё сталось бы взгляды перевести в дело! Поэтому Антония позволила подруге выставить напоказ все свои новшества. И вынуждена была признать, что ватерклозет и вправду очень интересен! Что еще принесёт новый век?

– И ты садишься прямо на него?

– Сначала, дорогая, нужно поднять крышку. – и Луиза подняла её вверх.

Антония оглядела сиденье с аккуратной круглой дыркой.

– И что, садиться прямо на это?

– Да, это сиденье для того, чтобы облегчиться. Как на горшке. Точно так же.

– А потом?..

– А потом, моя дорогая, природа делает своё дело. Как видишь, комочки чёсаной шерсти подходят для… э-э…

– А потом…

– Бросаешь использованный комок в это приспособление, а затем…

Луиза дёрнула цепочку, свисающую с лакированного деревянного бачка наверху, и вода с оглушительным шумом закрутилась внизу.

– Но куда всё это уходит?

– В резервуар в подвале.

Миссис Севье приложила руку ко рту.

– Луиза, ты так… оригинальна.

Возможно, она выбрала не лучшие слова для похвалы. Глаза у Луизы наполнились слезами:

– Этот… этот неблагодарный англичанин. У нас он получил свой первый заказ в Америке. Наш дом стал бы его образцом для демонстрации. Простая вежливость… Обычные правила приличия… Можно было бы и появиться хоть ненадолго сегодня вечером!

– По-моему, этот… э-э… предмет совершенно чудесен. Как же я тебе завидую, Луиза. Как бы мне хотелось обладать твоим мужеством!

– Да, спасибо. Ну что ж. Хочешь попробовать?

Антония захихикала, прикрывшись веером.

– Если бы я была тобой, Луиза, но я всего лишь Антония. Ты наверняка припрятала несколько горшков для своих консервативных друзей.

Луиза вздохнула:

– В комнатке за библиотекой.

Дамы вышли. В малой гостиной, мимо которой они прошли, стоял такой густой дым, что у Луизы заслезились глаза. Мужчины, развалившись в креслах, храпели, открыв рты. Кто-нибудь обязательно здесь останется до утра.

Большие напольные часы пробили час. Антония подавила зевок.

Капитан Форнье с кузеном Филиппом топтались у чаши с пуншем, словно она могла убежать. В начале вечера пунш, приготовленный по рецепту матери Луизы, имел розоватый оттенок и благоухал цитрусом. Теперь, когда чаша была почти пуста, он приобрёл тёмно-коричневый цвет и разил спиртом.