Сунь У-кун принялся колотить себя кулаками в грудь и убиваться.

– Ах, какая жалость, какая жалость! – вопил он. – Как же это ты, супруженька, так опростоволосилась?! Отдать этакую драгоценность противной обезьяне. Ведь я умереть могу от злости!

– Не сердись, великий Князь мой! – смеясь, проговорила Лоча. – Я дала ему ненастоящий веер, обманула его, только бы он убрался отсюда.

– А где же настоящий веер? – спросил Сунь У-кун.

– Успокойся! Успокойся! Я его спрятала, – ласково отвечала Лоча.

Затем она приказала служанкам по случаю приезда дорогого хозяина подать лучшие вина и изысканные яства. Поднося обеими руками полную чашу вина, Лоча обратилась к мнимому супругу с такими словами:

– О великий Князь мой! Хотя тебе весело с новой супругой, молю тебя, не забывай обо мне! Выпей чарочку этого домашнего вина.

Сунь У-куну пришлось принять чарку. Он поднял кубок и с улыбкой ответил:

– Супруженька! Сперва ты выпей! Ради того чтобы приумножить наше богатство, пришлось мне быть в долгой разлуке с тобой, но ты все это время исправно вела хозяйство, так что мне следует угощать и благодарить тебя.

Лоча выпила, снова налила чарку и передала мнимому мужу со словами:

– Еще во времена глубокой древности сложилась поговорка: «Жена – мужу ровня!» Для меня ты, супруг мой, что отец родной: поишь, кормишь меня, за что же тебе меня благодарить?

Продолжая говорить друг другу любезности, они уселись рядом и пили вино по очереди. Сунь У-кун боялся нарушить монашеский пост и ел одни только фрукты. После нескольких чарок вина Лоча опьянела, и в ней пробудилась страсть. Она стала прижиматься к Сунь У-куну, взяла его за руки, шептала нежные слова. Они сидели, тесно прижавшись друг к другу, и перешептывались, пили вино из одной чарки, откусывали от одного куска.

Великий Мудрец прикидывался нежным и страстным. Ничего иного ему не оставалось. Поистине верно сказано в стихах:

Что может быть чудесней, чем вино?
Его метлой печаль мы выметаем,
На удочку его нам стих поймать дано,
Мы с ним ни горя, ни забот не знаем…
А сколько радостей в себе таит оно!
Его вкусив, смыкает разум вежды,
И сбрасывает тесные одежды
Святое целомудрие само.
Взгляни на женщину, когда, испив вина,
Забыв все правила, что с детства были любы,
В улыбке обольстительной она
Приоткрывает розовые губы,
Пленительно колеблет гибкий стан,
Что ветка ивы под напором ветра,
И слов бессвязных негу и дурман
В хмельной истоме расточает щедро…
Взгляни: то встанет, то опять присядет,
То волосы растреплет, то пригладит,
И томными очами поведет,
Закроет веер и опять раздвинет,
И снимет кофту, и опять накинет,
Но в рукава никак не попадет.
Вот шелковые косы расплелись,
Румянцем жарким щеки налились,
И расстегнулись пуговки на платье…
Глядишь – и в ход пошли рукопожатья,
Прикосновенья, нежные объятья,
И все бесчинства с якоря снялись!

Заметив, что Лоча изрядно опьянела, Великий Мудрец Сунь У-кун решил приступить к действиям и стал ее подзадоривать.

– Супруженька, – произнес он, – куда же ты спрятала настоящий веер? Надо быть настороже. Ведь Сунь У-кун может появиться в любой момент и обмануть тебя, изменив собственный облик.

Лоча хихикнула, вынула изо рта листик величиной с листик абрикоса и, передавая его Сунь У-куну, сказала:

– Разве это не он, наш драгоценный талисман?

Сунь У-кун недоверчиво взял листик в руки и подумал: «Как же такой крохотной штучкой можно затушить пламя Огнедышащей горы?.. Боюсь, как бы снова не вышло обмана».

Заметив, что он, разглядывая талисман, погрузился в глубокое раздумье, Лоча не вытерпела, придвинулась к нему еще ближе и, касаясь своим напудренным личиком его волосатой физиономии, пролепетала: