Наконец мы вошли в сказочный дом с широкой прохладной верандой – дом, где могли жить только сказочные существа, питающиеся лотосом. Окна и двери были широко распахнуты, и пение птиц и ароматы цветов приплывали и уплывали через них. Стены были затянуты плетеными циновками из кокосовых волокон. Небольшие диваны, покрытые ковриками из зеленой травы, заманчиво глядели отовсюду, и тут же стоял большой рояль, который должен был издавать, как мне казалось, только баюкающие звуки. Служанки-японки в национальных костюмах порхали вокруг бесшумно, как бабочки. Все было овеяно сверхъестественной свежестью. Ничего похожего на грубые нападения солнца и ветра в безбрежном море. Нет, положительно, все это было чересчур хорошо. Это не могло быть реальностью. Я понял это, потому что, быстро обернувшись, поймал рояль на каком-то подозрительном пируэте в углу комнаты. Я не сказал ничего: как раз в это время к нам подошла прелестная женщина, настоящая мадонна, одетая в белые разлетающиеся одежды, в сандалиях, поздоровалась с нами так, как будто она знала нас всю жизнь.

Мы сели за стол на веранде, где вкушают лотос; нам прислуживали бабочки, и мы ели удивительные кушанья и пили нектар, который называют здесь пои. Но по временам сон грозил растаять. Он вздрагивал и туманился, как радужный мыльный пузырь, готовый лопнуть. Я взглянул на зеленую лужайку, на стройные деревья и цветы хибискуса и вдруг почувствовал, что стол двигается. Стол и мадонна против меня, и веранда, где вкушают лотос, и пылающие хибискусы, и лужайка, и деревья – все вдруг взметнулось кверху и затем тяжело полетело вниз, как с гребня чудовищной волны. Я судорожно ухватился за ручки кресла и удержался. У меня было такое чувство, что я держусь не только за стул, но и за самый сон и удерживаю его. Я нисколько не был бы удивлен, если бы вдруг кругом зашумело море, смыло бы всю эту волшебную страну и я очутился бы опять на «Снарке», опять на руле, с таблицами логарифмов в руке. Но сон не исчезал. Я украдкой взглянул на мадонну и ее супруга. Они не изменились. И блюда не сдвинулись со стола. И хибискусы, и деревья, и трава были на месте. Ничто не изменилось. Я выпил еще немного нектара, и сон стал реальнее, чем когда-либо.

– Не хотите ли чаю со льдом? – спросила мадонна, и конец стола, где она сидела, осторожно наклонился, и я ответил «да» уже под углом в сорок пять градусов.

– Вот вы говорили об акулах, – сказал ее муж. – Там, на Ниихау, был один человек…

В это мгновение стол качнулся и стал подниматься на дыбы; я смотрел на говорившего снизу, под углом в сорок пять градусов.

Так шел завтрак, и я был счастлив, что по крайней мере могу не видеть походки Чармиан и не огорчаться. Вдруг какое-то таинственное слово испуга сорвалось с губ небожителей.

«Ну вот, – подумал я, – конец прекрасному сновидению».

Я с отчаянием вцепился в стул, твердо решившись вернуться в реальность «Снарка», захватив с собою вещественное доказательство существования страны лотоса. Я чувствовал, как сон притаился и сейчас уйдет. Но вот опять прозвучало таинственное страшное слово. Оно звучало как-то вроде: «ре-пор-теры». Я взглянул и увидел, что три человека направляются к нам через лужайку. О милые, благословенные репортеры! Значит, все-таки этот сон был настоящей, неоспоримой реальностью! Я посмотрел вдаль, на сияющее море и увидел «Снарк», стоявший на якоре, и вспомнил, что я приплыл на нем от Сан-Франциско до Гавайских островов, и что вот это – Жемчужная бухта, и что сейчас меня с кем-то знакомят, и я уже отвечаю на первый вопрос: