А вот одно из лучших писем по краткости: «Если кто-нибудь из команды, подписавший с вами условие, струсит и даст задний ход и вам понадобится еще кто-нибудь, знающий мореплавание, моторы и пр., буду рад, если вы обратитесь и т. д.». Вот еще одно краткое письмо: «Бью в центр – хочу быть мальчиком для услуг или вообще чем-нибудь в вашей кругосветной поездке. Американец, девятнадцати лет, весу сто сорок фунтов».

Вот письмо от человека «чуть-чуть повыше пяти футов»: «Когда я прочел о вашем мужественном решении обойти вокруг света на небольшом судне вместе с миссис Лондон, я до того обрадовался, что мне показалось даже, будто это я сам выдумал такое путешествие, и вот я решил написать вам относительно должности для меня самого, повара или слуги. По некоторым причинам я этого не сделал, а поехал из Оклэнда в Денвер войти компаньоном в дело моего друга – это в прошлый месяц, то есть, – но у него дело идет все хуже и хуже, и вообще не везет. Но, к счастью, вы отложили отъезд по случаю Великого землетрясения, и я в конце концов решился предложить вам свои услуги на какую-нибудь должность. Я не очень силен, так как ростом я чуть-чуть повыше пяти футов, но все же я хорошего здоровья и таких же способностей».

«Полагаю, что мог бы сделать к оборудованию вашего судна полезное добавление в виде изобретенного мною приспособления для полной утилизации силы ветра, – писал один доброжелатель. – Приспособление это не мешает при обычном маневрировании в легкий ветер и в то же время дает вам возможность использовать полностью силы самых бешеных шквалов, так что даже в тех случаях, когда обычно приходится убирать все паруса до последнего клочка, вы сможете благодаря моему приспособлению не убирать их вовсе. Кроме того, это полезное добавление не дает судну перевернуться».

Предыдущее письмо было написано в Сан-Франциско и помечено 16 апреля 1906 года. Через два дня произошло большое землетрясение. Оно заставило, очевидно, бежать моего корреспондента, и мне не пришлось с ним встретиться.

Многие из моих братьев-социалистов возражали против моего желания отправиться в плавание, и особенно типично следующее возражение: «Идея социализма и миллионы угнетенных жертв капитализма имеют право на вашу жизнь и работу и требуют, чтобы вы посвятили себя им. Если тем не менее вы будете упорствовать, вспомните, когда вы, утопая, будете глотать последний в вашей жизни глоток соленой воды, что мы протестовали против вашего поступка».

Один, немало побродивший по свету человек, который «мог бы при случае описать много необычных сцен и событий», потратил несколько листов бумаги, изо всех сил стараясь добраться до цели своего письма и, наконец, изрек следующее: «До сих пор я ничего не сказал о цели моего письма. Скажу прямо: я прочел, будто вы и еще одно или два лица намерены совершить кругосветное плавание на небольшом паруснике, длиной футов в пятьдесят или шестьдесят. Не могу поверить, чтобы человек вашего ума и опыта мог решиться на поступок, который есть не что иное, как особый вид самоубийства. И даже если бы вы случайно уцелели, – и вы сами и ваши спутники, – вы будете совсем разбиты непрекращающейся качкой судна столь малых размеров, даже если бы оно было обито изнутри войлоком, что вовсе не принято на море». Спасибо, добрый друг, спасибо за эту оговорку: «не принято на море». И он не профан в морском деле. Он сам говорит о себе: «Я не какая-нибудь сухопутная крыса, я плавал по всем морям и океанам».

Заканчивает он следующими словами: «Не желая обидеть вас, скажу, что безумием было бы выйти из залива в открытое море на подобном судне, имея на борту женщину».