Оказалось, что сегодня в полдень дожа Раниери Дзено у него во дворце разбил паралич. Дож скончался. Большому совету предстояло выбрать нового правителя. По всей Венеции объявлялся трехдневный траур, после чего должны были состояться похороны дожа Дзено.

Возвращаясь домой, я думал: «Уж если великий дож умер, то почему не может умереть человек менее знатный?» И тут до меня дошло, что во время похоронной церемонии эти самые менее знатные люди как раз и соберутся все вместе. Среди них будет и муж моей дамы сердца и, без сомнения, как она и предположила, кто-нибудь из его завистников или врагов.

В течение последующих трех дней останки дожа Дзено оставались во дворце: и все это время туда, чтобы попрощаться с правителем, приходили уважаемые горожане, а по ночам тело охраняли специальные сиделки. Большую часть этих трех суток я провел в своей комнате, практикуясь со старой, но все еще находившейся в хорошем состоянии шпагой, пока не освоился наносить рубящие удары по фантому мужа Иларии. Труднее всего для меня оказалось просто нести шпагу, потому что она была такой же длины, как и моя нога. Я не смог бы даже ее обнажить, вытащив из-за пояса на ходу, поскольку при этом рисковал проткнуть себе ногу. Мне пришлось носить ее в ножнах, а это сделало шпагу еще более тяжеловесной. Также, чтобы скрыть ее, я вынужден был облачиться в длинную просторную одежду, которая не позволяла мне быстро вытащить оружие и сделать выпад.

И все это время я составлял хитроумные планы. На второй день бдения я написал записку, тщательно выводя буквы своей детской рукой: «Будет ли он присутствовать на похоронах и церемонии введения в должность?» Я критически изучил записку и подчеркнул он, дабы не возникло ошибки, кого именно я имею в виду. Затем старательно написал внизу свое имя – так, чтобы было понятно, кто автор записки. Я не мог вручить свое послание кому-нибудь из слуг и потому сам отнес ее в casa muta. Мне пришлось прождать целую вечность, пока я не увидел, как муж донны Иларии выходит из дома, одетый в темное траурное платье. Я обошел дом и отдал записку старой карге, которая открыла дверь, сказав ей, что подожду ответа.

Через какое-то время старуха вернулась. Ответ она не принесла, но поманила меня костлявым пальцем. И вновь я последовал за ней в комнаты Иларии и увидел там свою возлюбленную, которая изучала записку. Она выглядела какой-то взволнованной и даже не поприветствовала меня, сказав только:

– Конечно же, я умею читать, но не могу разобрать твой скверный почерк. Прочитай мне сам.

Я прочитал, и она ответила утвердительно: ее супруг, так же как и все члены Большого совета Венеции, будет присутствовать как на похоронах дожа, так и на церемонии введения в должность нового правителя, когда тот будет избран.

– Почему ты спрашиваешь об этом?

– Это даст мне две возможности, – пояснил я. – Я попытаюсь сослужить тебе обещанную службу в день похорон. Но если ничего не получится, то у меня есть еще одна идея, как это сделать на следующем собрании знати.

Донна Илария отобрала у меня записку и вновь изучила ее. – Я не вижу здесь своего имени.

– Естественно, нет, – сказал я, словно опытный конспиратор. – Я же не могу скомпрометировать lustrissima.

– Здесь есть твое имя?

– Да. – Я с гордостью указал на него. – Вот оно, моя госпожа.

– По опыту мне известно, что не всегда мудро излагать что-либо на бумаге. – Она сложила листок и спрятала записку за корсаж. – Здесь она будет в безопасности.

Я попытался было возразить, что лучше порвать записку, но Илария капризно продолжила: