Когда Леонид, едва успев расплатиться с официантом, помчался вслед за женой, он заметил шашечную расцветку таксомотора, отъезжавшего от ресторана.

Ничего не оставалось, как вернуться за свой столик, снова подозвать официанта и заказать двухсотграммовый графинчик водки. Так он всегда гасил стрессовое состояние встревоженной души. Вот и сейчас приличная доза алкоголя приглушила стук невидимых молоточков в висках и включила мозговые центры, отвечающие за анализ создавшейся, почти тупиковой, ситуации.

– Что я же такое натворил? За что мне всё это? Хотел же, как лучше, а получилось, как никогда плохо. Господи, чем я провинился перед Тобой, перед Светланой, перед самим собой? – жалобно спрашивал он, устремив свой уже пьяный взгляд вверх, на красочные ресторанные плафоны.

Всевышний тактично помалкивал, предоставляя подвыпившему мужику возможность самостоятельно разобраться в переплёте, который он сам же и создал собственными словами.

– Если Светлана приняла всё так близко к сердцу, – размышлял Леонид про себя, – то, похоже, она догадывается, о чём идёт речь, она понимает, что проблема существует. Она просто не знает, как её решить. Моя задача помочь ей в этом. Но как?

Не строя никаких конкретных планов, он тут же помчался домой. Забыв сбросить в прихожей верхнюю одежду, он решительно вбежал в спальню, где Светлана уже готовилась ко сну. Не давая жене опомниться, он остервенело затараторил:

– Светик, дорогая, пожалуйста, выслушай меня. Я очень и очень тебя люблю. Поэтому я хочу, чтобы не только я, а и ты при нашей близости получала удовольствие. Несколько сеансов со специалистом, и у нас с тобой всё будет в ажуре. Вот увидишь, это совсем не сложно.

Леонид ещё не успел закончить свою жалобную тираду, как Светлана загасила свет. Если бы в этот момент ему довелось бы взглянуть в глаза своей любимой жены, то он увидел бы в них злобный блеск, который они излучают в его сторону, и обильные слёзы. Пряча заплаканное лицо в подушку, она полушёпотом промолвила:

– Лёня, прошу тебя, давай больше никогда к этой теме не возвращаться. Я накладываю на неё табу.

Просьба Светланы была исполнена. Этот строжайший запрет больше никогда не нарушался ни одной из сторон на всём протяжении их совместной жизни.

Долгое время бытовало мнение, что мужчины каждые семь секунд думают о сексе. Недавние исследования французских учёных установили, что это вовсе не соответствует истине. Оказалось, что мужчины думают о половых отношениях в среднем всего 19 раз в день, причём о еде – 18, а о сне – 11 раз в день.

Леонид не причислял себя к маньякам, которых называют сексуальными. Возможно поэтому запрещённые советской идеологией мысли брали у него меньше времени, чем среднестатистические. В то же время он никогда не делал культ из еды и не увлекался пересыпом. Вместо этого много думал о путешествиях, которые очень любил, потому как не представлял себе свою жизнь без перемещения в пространстве и во времени. Охоту к перемене мест заложила в нём старенькая учительница географии, которая души не чаяла в ученике, которого даже виртуальное пересечение меридианов и параллелей привлекало гораздо больше, чем математические формулы и литературные персонажи в произведениях русских классиков.

В противовес своему мужу, Светлана была ярким приверженцем тех, для кого их дом являлся их же крепостью. Конечно, ей приходилось выходить на работу и возвращаться потом домой. Это, пожалуй, было её единственным необходимым общением с социумом. Она, в отличие от мужа, не любила шумных сборищ, больших компаний, дней рождения, на которые надо было приходить, и пикников, в которых надо было участвовать. Да и на улицу Светлана выходила только в случаях крайней необходимости. Почти все покупки в магазинах делал Леонид. Отводить детей в садик, забирать их оттуда, выгуливать в парке, ходить с ними в кинотеатр на мультфильмы, водить на кружки – всё это в совокупности также являлось вотчиной её мужа. Светлана же в часы, свободные от приготовления пищи, наслаждалась сидением в домашних пенатах, посвящая время чтению серьёзной литературы. В этой связи у Леонида возникали весомые опасения, что приверженность к домоседству у Светланы перерастёт в фобию, в боязнь человеческого общения.